– Погоди-ка, – сказала я, качнув головой. – А тебе разве не нужно связаться с мамой?

Расселл моргнул, по его шее медленно начала расползаться краска.

– Гм. Я не… гм…

– Нет-нет. – Я замотала головой. – Я в том смысле, тебе не нужно ее предупредить, что ты не приедешь вовремя? – Расселл все хмурился, я даже испугалась, что сказала что-то не то. – Прости, это не мое дело.

– Нет, все нормально. Дело в том, что я… собирался переночевать у приятеля, с которым ездил на фестиваль. Так что сегодня вечером она меня не ждет.

– У приятеля, с которым вы поссорились?

Расселл кивнул и коротко выдохнул, не отводя взгляда от воды:

– Да.

– Это Дылда Бен? – уточнила я, чтобы рассеять напряжение. – Или Дылдище?

Сработало – Расселл рассмеялся.

– Не. Из Бенов со мной в Сильверспан никто не поехал.

– А как ты будешь добираться c вокзала до Охая? – спросила я, вдруг поняв, что для меня это почти конец пути, а Расселлу оттуда до дома еще очень далеко. Казалось бы, должен быть способ попасть в Охай не заезжая в Лос-Анджелес, но похоже, что нет. – Поездом?

– Можно поездом. А можно и автобусом… А что твой папа?

– В смысле?

– Он тебя ждет сегодня вечером?

Я помотала головой.

– К счастью, нет. Они с дядей уехали в домик на озере. Вернутся только завтра днем. Будем надеяться, я к тому времени уже буду дома – ему лучше про все это не знать. Потому что он сильно расстроится. – Только через секунду я сообразила, что сморозила и как это мог воспринять Расселл. – Я не тебя имела в виду, – добавила я поспешно. Хотя, полагаю, папа не сильно бы обрадовался, узнав, что я тусуюсь в гостинице с человеком, с которым познакомилась на вокзале. – Я имела в виду, ему не понравится, что я застряла в Неваде с разряженным телефоном.

– Знаешь, а моя мама, пожалуй, будет только довольна. Она любит рассказывать, как путешествовала с рюкзаком по Европе без телефона и интернета. Считает, что мы все слишком избалованные и неприспособленные. И что по-настоящему узнать и себя, и других можно только отказавшись от всяких гаджетов. – Расселл произнес это усталым голосом, как что-то давно надоевшее. Пожал плечами. – Она вечно твердит, что мне не хватает стойкости.

– Ну, она же француженка, – заметила я, и мы оба рассмеялись.

– Mais bien sûr[4], – произнес он непринужденно, с идеальным акцентом. Ну как такое выдержать?

«Соберись», – вздохнула Диди.

«Пусть он еще немного с тобой по-французски поговорит!» – выдохнула Кэти.

– Занятная история, – заметил Расселл после недолгого уютного молчания, во время которого ноги наши кружили рядом, по пересекающимся орбитам, но не соприкасаясь. – Я о том, что одно крошечное событие способно кардинально все изменить, но этого можно даже не заметить.

– Ты про что? Про эффект бабочки?

– Вроде того. Ну, типа… а что если бы мы решили поехать на другом автобусе? Мы бы уже совсем скоро оказались дома и никогда бы не узнали, что все могло произойти совсем иначе. Или если бы наш автобус не сломался? Мы бы вообще сюда не попали. Я бы… с тобой не познакомился. А сейчас кажется – такое невозможно. – Расселл почти полностью повернулся ко мне, поймал мой взгляд. – Ведь правда?

Я заставила себя посмотреть ему в глаза, кивнула. Мне тоже казалось, что такое невозможно: этот день мы не могли провести никак иначе.

– Подобные вещи всегда понимаешь только задним числом. – Я вытащила ноги из воды, дала ей стечь, потом вытянула их перед собой. – Ну, например, если бы я знала, чем кончится дело, я не пошла бы есть барбекю перед экзаменом по истории.

– Да ну? А что случилось?

Я лишь через секунду сообразила, что, пожалуй, не стоит рассказывать историю про пищевое отравление человеку, который собирался снова меня поцеловать. Расселл, наверное, чувствовал примерно то же самое, когда выдал свой незабавный факт про чесотку.

– Ну… скажем так, ничего хорошего. Мне было очень плохо, но я все-таки решила пойти. Ну, мне действительно была нужна хорошая оценка. Мне бы подождать, но я много занималась до того, как столкнулась с этой зловредной грудинкой, и понадеялась, что все будет в порядке.

– И?

– Зря надеялась.

Расселл рассмеялся, причем совершенно беззлобно.

– Сочувствую.

– Угу. – Я хотела закрыть эту тему. А потом вдруг поняла, что могу сказать ему правду – даже то, о чем обычно молчала. Я нутром чуяла, что ему можно доверять, – более того, мне хотелось, чтобы он увидел меня всю как есть, со всеми моими недостатками, как вот он позволял мне видеть себя. – На самом деле… – начала я, потом перевела дыхание. – Я еще никому не говорила. Но из-за того экзамена у меня здорово снизился средний балл. И… не знаю, по этой причине или нет, но я не прошла во многие университеты, куда хотела. Прошла только в два.

При этих словах в груди заплескался стыд – я вспомнила, как на меня обрушился ливень из электронных писем с отказами, пока все мои друзья одно за другим получали оповещения о зачислении.

– А какой второй университет?

– В Итаке. На севере штата Нью-Йорк. Оба были далеко не на первых местах в моем списке. В Стэнвич я вообще не собиралась подавать заявление, но… – Я осеклась, потому что не хотела поднимать уж совсем неприятную тему. Не хотела объяснять, почему учиться буду почти бесплатно – и какой ценой мне это досталось. Обхватила колени, слишком поздно вспомнила, что они еще мокрые. – Ну, неважно. Папа сказал, что я могу выбирать, – но это же вообще не выбор, правда? В Итаку пришлось бы брать кучу займов, а Стэнвич почти ничего не стоит. Да мне и вообще не больно-то хотелось в эту Итаку, так что…

– Я тебя прекрасно понимаю. Со мной случилось почти то же самое.

– Правда? Но я думала, ты сам хотел в Мичиган. Стать следующим… Эваном Хансеном.

– Эван Хансен – персонаж мюзикла, а не композитор. Но вообще-то тонко подмечено.

– Я других не знаю. Всех уже назвала.

Улыбка Расселла постепенно погасла, он вздохнул.

– На музыкально-театральный факультет Университета Южной Каролины меня не взяли. В Темпл тоже. И в Тиш. Мюзикл, который я представил как образец своей работы, оказался сыроват. Папа мне об этом говорил. Нужно было его послушать – уж кому знать, как не ему. Мичиган отличное место, но… – Он покачал головой. – Но я не на это надеялся.

Я кивнула, посмотрела на него; на душе стало легче: у нас нашлась еще одна точка соприкосновения.

– Я тебя прекрасно понимаю. Поэтому не жду никаких радостей от завтрашнего дня.

– И все из-за какой-то грудинки.

– Представляешь? Если бы я заказала бургер или что-то еще, поступила бы совсем в другое место. Так что ты прав. Иногда малозначительные поступки приводят к очень серьезным последствиям.

– А знать бы заранее! Например, приходит тебе сигнал на телефон: «На следующем повороте налево». «Не прикасайся к грудинке». «Иди заговори с симпатичной девчонкой на автовокзале».

Я улыбнулась:

– Вот прямо так?

– Прямо так, – ответил Расселл. – Я как тебя увидел, дальше только прикидывался, что читаю. А сам таращился на одну и ту же страницу.

– Хорошо, что ты эту книгу уже и раньше читал.

Расселл тоже улыбнулся, не отводя от меня глаз.

– Когда этот парень сказал, что ты меня ищешь, я понял, что именно этого момента и ждал. – Он придвинулся чуть ближе, зацепился лодыжкой за мою – ноги наши переплелись. – Это было прямо как сюжет из книги.

Я моргнула – как странно и как здорово, что он тоже так думает.

– Типа из «Судна Тесея».

– Да! Глупо, правда?

– Совсем не глупо. Я то же самое подумала. Тот же сюжет, только… еще лучше. Потому что происходит в реальности. И… можно сделать вот так. – Я потянулась к его ладони, лежащей на цементе, и в момент соприкосновения вздрогнула всем телом.

Для людей, которые давно вместе, в этом наверняка нет ничего особенного. Я