Кариссима фон Хронос подняла взгляд на Баддабамбу, но тот смотрел в другую сторону. У Паулы на глаза навернулись слёзы, и она быстро их смахнула.

– А затем на нас напали! – вдруг выпалила Кариссима.

– Кто? – испугалась Паула.

– Хуббанезцы.

– Кто такие хуббанезцы?

– Наши худшие враги.

– Почему?

– Без понятия. Знаю только, что они враги. Они пришли и разграбили мои поля и угодья. Приставили лестницу к частоколу и забрались к нам в крепость. Они уничтожили… – Кариссима всхлипнула. – Уничтожили моих друзей – четырёх серых кротов, которые меня охраняли. А я смотрела в окно, совершенно бессильная. Я стояла здесь с маленьким Баддабамбой. Было четыре часа дня, и…

– Как выглядят хуббанезцы?

– Уродливо. Это обезьяны. Огромные обезьяны. Человекообразные. Они ходят на двух ногах, с гордо поднятой головой. У них круглые, горящие ненавистью и гневом глаза.

– Это гориллы? Как Баддабамба?

– Нет, не гориллы. И не шимпанзе. Они – совершенно особый вид человекоподобных обезьян. Хуббанезцы. Они большие и сильные. И вся банда – их около двадцати – вооружена мечами, луком и стрелами. Они носят одежду, чёрные кители. Хотя нет, это, скорее, чёрные рясы, как у монахов, длинные, до земли, с вышитым на груди пауком. Они подпоясываются верёвками. А за пояс затыкают ножи, кинжалы и мечи. Эти обезьяны громкие и опасные, и если хотят – они убивают. Вместо носа у них одна большая круглая дыра посередине лица, прикрытая зеленоватой кожей, которая поднимается и опускается, когда они дышат или принюхиваются. А на подбородке третье ухо, которым они умеют крутить. От них ничто не укроется.

Паулы вздрогнула.

– И что случилось потом? – спросила она, потерев нос ладонью.

– Как я уже сказала, всё произошло в четыре часа дня. Я была самой грустной бабушкой в мире. Ах, если бы они напали ранним утром! В шесть или семь часов, когда я самая сильная бабушка в мире! Но увы. Меня, самую грустную бабушку в мире, будто парализовало. Я ничего не могла сделать. Хуббанезцы тем временем ринулись к дому через луг. И тут раздался голос. Незнакомый голос. Голос малыша, который сидел у меня на руках и тоже смотрел в окно. Голос Баддабамбы.

– Он умел говорить?

– Да. Прежде он никогда не говорил, но, как видно, хорошо слушал. И учился. Делал это про себя. Впитывал всё, что я рассказывала. В первый раз открыв рот и обратившись ко мне с первыми в своей жизни словами, он говорил идеально, без единой ошибки. Он произнёс одну-единственную фразу.

– Какую?

– Баддабамба сказал: «Нужно укрыться в убежище».

– Что за убежище?

– Оно там! – Бабушка джунглей указала на пол. – Под столом спрятан люк. За ним находится убежище, где легко поместятся четверо. С тайной вентиляцией и запасом продуктов на четыре месяца.

– А что случилось дальше?

– Мы с Баддабамбой спрятались в убежище.

– Хуббанезцы не могли выломать люк?

– Нет. Он запирается изнутри на большие железные засовы. Снаружи их не вскрыть. В убежище безопасно. Там, под домом, мы оплакивали наших погибших друзей-кротов. Самая грустная бабушка в мире была ещё грустнее, чем раньше.

– Сколько же вы там просидели?

– Четыре недели.

– Ничего себе! Так долго?

– Да. Сначала я хотела дождаться шести часов утра, вылезти из убежища и прогнать хуббанезцев. Для самой сильной бабушки в мире это не проблема. Через окно я видела пятнадцать-двадцать этих обезьян, вооружённых до зубов! Ладно, возможно, я с ними справилась бы. Самая сильная бабушка быстрая и проворная благодаря мускулам, которые появляются каждое утро. Но я решила не выходить из укрытия и пробыть здесь как можно дольше.

– Почему?

– Потому что волновалась. Волновалась за Баддабамбу. Понимаешь? Ну, выскочила бы я из укрытия и бросилась на хуббанезцев. А вдруг один из них прыгнул бы в бункер у меня за спиной и убил маленького Баддабамбу? Нет, нет, это немыслимо. Поэтому я осталась внизу.

– А потом?

– Что ж, потом я очень боялась.

– Но ведь в убежище безопасно?

– Да, я так думала, пока сверху не раздались тяжёлые шаги хуббанезцев. Эти обезьяны были в сапогах, деревянных, которые грохотали по полу. Я услышала их дьявольский рёв. Крики. Их кличи: «Хубба-а-а! Ху-у-у!» Они заколошматили по люку мечами, и я испугалась, что они вломятся к нам в бункер.

– И? У них получилось?

– К счастью, нет. Люк тяжёлый, железный. Я сидела внизу, держа на коленях Баддабамбу, который смотрел на меня. «Почему ты вдруг научился говорить, Баддабамба?» – спросила я. Он ответил: «Я давно умею, просто не говорил». Как странно звучали эти слова из уст крошечного малыша! «Почему же ты не разговаривал со мной?» – удивилась я. «Потому что мне было не нужно», – сказал он. «Почему ты не растёшь?» – допытывалась я. Он повторил: «Потому что мне не нужно». «Почему не нужно?» – не поняла я. «Потому что ты была рядом, мама», – объяснил он.

Бабушка джунглей умолкла, протерев глаза.

– Это был первый и единственный раз, когда он назвал меня мамой.

Она снова попыталась поймать взгляд Баддабамбы, но тот отвёл глаза. Встав, горилла распахнул дверь и молча вышел из комнаты. Сердце у Паулы заныло.

– Почему он ушёл? – спросила она.

– Ах, – вздохнула Кариссима. – Иногда воспоминания ранят, понимаешь?

16

Обезьяну накормили

– В общем, – вернулась к рассказу Кариссима, – Паула, то, что происходило тогда… Ты даже представить себе не можешь. Перед такой реальностью сдаётся любая фантазия. Я очень боялась. Маленький Баддабамба почувствовал мой страх и прямо спросил: «Почему ты боишься, Кариссима?» «За тебя, мой Баддабамба!» – воскликнула я. Он удивился: «За меня?» И я подтвердила: «Конечно! Я люблю тебя, Баддабамба» Он замолчал. И молчал целый час, закрыв глаза. Я видела, что он не спал. Он думал. С закрытыми глазами. Крошечный малыш. Открыв глаза, он сказал: «Тебе не нужно бояться, Кариссима. Больше никогда не бойся».

Кариссима умолкла, погрузившись в воспоминания. Паула ей не мешала, ничего не спрашивала, ждала.

– Начались изменения. Большие перемены в Баддабамбе. Он попросил: «Накорми меня». «Ты голоден?» – спросила я. «Нет, но накорми меня!» – ответил она. Я так и сделала. Накормила его продуктами, хранившимися в убежище. Их хватило бы на четыре месяца для четверых. С лихвой. Но Баддабамба ел и ел. Ел кашу – медленно, очень медленно, основательно и вдумчиво, ложку за ложкой. А затем… – Кариссима снова замолчала.

– Что? – не выдержала Паула.

– Затем, – Кариссима будто пришла в себя, – он вырос. Баддабамба вырос. Казалось, он хранил рост в своём теле про запас, заморозив его до поры до времени! И вот это время пришло.