маленькая рыжая лисичка и метнулась в траву. Гончие зашлись заливистым лаем и кинулись следом; с другой стороны, на скаку разворачиваясь в полукруг, поскакали всадники с арапниками наготове. Лисица заметалась; собаки и охотники приближались, сжимая кольцо. В этот момент я повернул голову и увидел, как со стороны Усадьбы, наперерез через пустошь галопом несется белая лошадь с наездницей. На Машеньке был ослепительно голубой жакет, белый тонкий шарф развевался, как призрачный шлейф, она низко пригнулась к выгнутой шее лошади, и мне показалось, что держится не за поводья, но вцепилась в густую, белоснежную гриву. Медуза мчалась неправдоподобно быстро, будто летела, не касаясь земли. Я не смогу объяснить, что со мной произошло в тот момент: это была абсолютная, безусловная уверенность в том, что лошадь понесла и дело грозит смертельной опасностью. Действуя по какому-то неосознанному наитию, я натянул поводья так, что Сибилла повернула голову вправо и изумленно воззрилась на меня карим глазом, а потом что есть сил сжал ей ногами бока. Лошадь прыгнула так, что у меня лязгнули зубы, и поскакала, взяв с места в галоп. Позади что-то кричали фон Зильбер и Вера, но я их не слышал: ветер шумел у меня в ушах, Сибилла мчалась следом за белой лошадью Машеньки, седло беспощадно лупило меня по заднице при каждом прыжке, и я понятия не имел, что буду делать, если мне удастся нагнать Медузу.

Меж тем лисичка, бросившись вправо и влево, в отчаянии прижалась к земле. Фоксхаунды с лаем приближались с одной стороны, с другой летели Вольдемар и Филипп. Я увидел, как Машенька направляет Медузу наперерез своре гончих; за мгновение до того, как несущаяся галопом лошадь должна была врезаться в них, собаки вдруг остановились, как будто в растерянности, молча вывалив языки и виляя хвостами. Машенька проскакала мимо и развернулась, направляясь навстречу Филиппу и Вольдемару. Филипп, натянув поводья, притормозил, а Вольдемар, увидев сестру, только оскалился и помчался вперед еще быстрее. Расстояние между ним и сжавшейся в траве лисицей стремительно сокращалось, но через мгновение белоснежная Медуза поравнялась с его конем и стала теснить того корпусом. Вольдемар занес руку с арапником; в этот момент его гнедой вдруг резко остановился, выгнув шею, и закружился. Машенька проскакала вперед, остановилась рядом с лисичкой и спрыгнула на землю. Моя Сибилла, видимо, поймав кураж, продолжала нестись так, словно собиралась взять гран-при на скачках «Золотая Корона»; я понятия не имел, как ее остановить, и чувствовал себя, будто оседлал ураган. Лошадь летела прямо на Машеньку; та вдруг повернулась, я на мгновение увидел взгляд ее синих глаз, а потом Сибилла, заржав, поднялась на дыбы, и я вылетел из седла, с силой впечатавшись в землю спиной и затылком. Вероятно, падение оглушило меня на несколько секунд, потому что, когда я поднялся, Сибилла уже смирно стояла рядом с Медузой, а Машенька, держа на руках лисичку, нахмурясь, смотрела на меня.

– Какого дьявола вы так неслись, позвольте узнать?! – спросила она.

– Хотел вам помочь, – ответил я, злясь на себя самого за то, как глупо это прозвучало.

– Да? – иронически усмехнулась Машенька. – И кому тут нужна помощь?

Снова отрывисто залаяли гончие. Свора неуверенно приближалась, следом спешил запыхавшийся псарь Николай. Собаки подбежали на несколько шагов и остановились. Со всех сторон скакали люди.

– Почему они встали?! Почему встали?!!

Разъяренный Вольдемар подлетел к нам и выпрыгнул из седла; его конь хрипел, на гнедой шкуре алели влажные кровавые полосы. Он метнул яростный взгляд на сестру и срывающимся фальцетом закричал:

– Почему собаки остановились?!

– Владимир Аристархович, они же без команды не станут… – пробормотал Николай.

– Так дай команду! – взвизгнул Вольдемар.

Николай покраснел и шумно задышал, глядя то на Машеньку, то на ее взбешенного брата.

– Да как же я дам… ваша сестра же ее на руках держат… не могу…

– Дай команду, я приказываю тебе!

Он взмахнул арапником, указывая на Машеньку, и закричал своре:

– Ату! Ату!

Собаки не сдвинулись с места.

– Ату ее! Ату!!!

Гончие легли и прижали морды к земле.

Вольдемар в ярости вытянул кнутом одну собаку, потом вторую; раздался пронзительный визг.

– Ату!!!

Он еще раз хлестнул арапником гончих и вдруг обрушился на Николая. Тот заслонился руками и что-то кричал, плеть со свистом разрезала воздух; между пальцев псаря, которыми тот прикрывал голову, потекла кровь. Вокруг в немом молчании собрались воспитанники и фирсы. Кони испуганно прядали ушами и фыркали, дыхание паром вырывалось в холодный воздух. Вольдемар в ярости наотмашь хлестал Николая, а потом повернулся к сестре.

– Ты!..

– Ну давай, – негромко сказала Машенька. – Попробуй.

Вольдемар ощерил мелкие острые зубы и занес руку с арапником. Машенька не двинулась с места, все так же держа на руках сжавшуюся в клубок, дрожащую лисицу. Я шагнул вперед. Граф спешился и встал рядом с Вольдемаром.

– Довольно!

Подоспевший Аристарх Леонидович восседал на своем жеребце и сурово взирал сверху вниз.

– На сегодня достаточно, господа. Я объявляю охоту оконченной.

– Ты обещал мне больше не устраивать этих диких забав, папа! – выкрикнула Машенька. – Ты обещал!

Ее голос был звенящим и твердым, как лед. Все посмотрели на старшего фон Зильбера. Он заметно стушевался, но постарался не подавать виду.

– Мы сможем это обсудить в другое время и в более подобающем месте, Мария. А сейчас я предлагаю всем вернуться в Усадьбу.

Он неловко и, как мне показалось, немного поспешно, развернул коня и пустил его рысью. Вольдемар швырнул арапник на землю и молча вскочил в седло. Граф, бросив на меня испепеляющий взгляд, отправился следом. Вера посмотрела на меня с сочувствием, покачала головой и покрутила у виска пальцем. Все молча разъехались. Псарь Николай, ощупывая голову окровавленными пальцами, пошатываясь, побрел прочь. Собаки, размахивая хвостами, окружили его, словно бы утешая, и ушли вместе с ним.

– Подержите, – Машенька сунула мне в руки лисичку. Та зашипела и щелкнула зубами.

– Ну-ка, тихо!

Она одним движением взлетела в седло, протянула руки в перчатках из белой кожи, приняла присмиревшую лисицу и погладила ее между ушей.

– Надеюсь, вы доберетесь благополучно. Только не пускайте больше Сибиллу в галоп. Верховая езда – это явно не ваше.

К обеду Машенька не спустилась и к ужину тоже не вышла, попросив принести еду в комнаты для нее и для лисицы. Аристарх Леонидович, председательствовавший на обеде, делал вид, что ничего не случилось, пытался шутить, но выходило неубедительно. Вольдемар был мрачен, как туча, и совершенно не отреагировал на нарочито торжественные отцовские поздравления с победой. Прочие приветствовали их вымученными аплодисментами. Это было похоже на большое семейство, где