А кафе жило своей обычной жизнью конца уикэнда, всё было, как всегда. В один удобный момент Глебыч незаметно для пары сделал несколько снимков Игната с Инной – в полный рост и, более крупно сбоку, в полуоборот.

– Готово дело, коллеги, – отчитался Глебыч, – если неумело потревожить любителей шампанского, выдержанного «Новый свет» брют, можно только всё испортить. Особенно сказанное касается тебя, Прокофьич, не пыли, не суетись…

– Скажи ещё, не мечи бисер перед свиньями.

– Нет, не скажу. В конце концов, мы практически ничего не знаем об Игнате. Знаем нечто жуткое и немыслимое только об одной симпатичной при виде издали и сбоку свинье, осуществившей наезд на человека и позорно сбежавшей с места наезда даже без подобия попыток торможения. Это безжалостная свинья, к ней с бухты барахты не подкатишься, мол, сдавайтесь, лапки вверх, протягивайте для полицейских наручников.

До метро «Спортивная» шли бодрым шагом с чувством выполненного отчасти гражданского долга. Как-никак пристроили три дополнительных личных заявления в полицию – для успешного хода и энергичного разворота уголовного дела. Нащупали неожиданные болевые места в этом деле, которые могут привести к неожиданным результатам расследования. И неожиданно с подачи Прокофьича заговорили снова о душе, остановившись на несколько минут у дверей метро.

– Моё место бывшего атеиста, и нынешнего стихийного православного христианина, имеет право на существование и право быть наряду с другими более просвещёнными мнениями-гипотезами. А именно Бог создал человека и его душу по Своей благости. И посему никогда не оставлял и не оставляет и человека, и его бессмертную душу Своей любовью. Правильно?

Глебыч кивнул головой утвердительно:

– Для верующего христианина это банальная истина, здесь нет искры духовного вдохновения и энергии заблуждения для рывка мысли и душевного порыва в звёздное пространство с разумом созидательного творчества.

Прокофьич не унимался:

– Всё же будь снисходителен к стихийному христианину…

– Старик, и я такой же, как и ты, только умеющий входить в состояние транса и потом выходить в астрал – при необходимости…

«И я такой же, только не умеющий выходить в астрал и даже транс при необходимости и тем более, без необходимости, – подумал про себя Александр Николаевич. – Но, как говорится, век живи и век учись, не уставая от учёбы и жизни.

– Только разумный человек-творец, получивший животворящую вдохновенную душу от вдохновения божия, стремится, как к чему то, к себе родственному, к верховному своему Началу, к Богу, ища и жаждая единения с Ним, на что отчасти указывает возвышенное вертикальное положение его тела – без желания ползать на животе, как пресмыкающиеся – и обращенный вверх, к небу, его взор глаз как зеркал души.

– Да, все добрые и благородные свойства и способности живой души являются таким выражением образа божия, если при этом понимать как дар разумной Вселенной. Следовательно, образ божий мы получаем мы от Разумной Божеской Вселенной вместе с земным бытием… – Глебыч взмахнул рукой, привлекая внимание. – А подобие божие и развитие живой нашей души мы должны приобретать сами, получивши к тому от Разумной Вселенной только как потенциальную возможности развития души. Стать «по Вселенскому подобию» зависит от нашей свободной воли и приобретается посредством соответствующей нашей творческой разумной деятельности, в том числе и психической. Как, Николаич, есть в моих словах резон?

– Возможно и есть… Только я уже второй день хожу под впечатлением восхищения от двух твоих экспериментальных демонстраций, подобных «прелести»: сначала вчера у памятника Лопатину и у стен монастыря, а потом сегодня с чтением по губам убийственных секретов… От этого голова идёт кругом – самое время малость сосредоточиться, приостановиться и разобраться во всём с чувством, толком, расстановкой…

– Понимаю тебя, Николаич, в твоём осознании реальности всё аномально ускорилось, образно говоря, перевернулось стремительно с ног на голову… – Он задумался и внутренне сосредоточился, это было видно по игре бурных, а потом успокоенных эмоций на его одухотворённом лице с красивым выпуклым лбом философа-психолога. – Ты прав, надо и мне приостановить мою бурную деятельность с моими психическими душевными экспериментами и чтением тайн душ по губам при секретных разговорах. Отменяю пока, задержу на время высылку конфиденциальных фото Инны и её друга из кафе по электронной почте Нине и Петру… Пусть самостоятельно в себе и прочем, вокруг себя, разберутся и сами с помощью полиции выходят на след убийцы в инфернальной не тормозящей при наезде иномарке… Господь мне и всем судья – это литературный образ, а физическая реальность мира такова, что Око Разумной Вселенной зрит свысока на всех жертв и убийц, равнодушных и неравнодушных свидетелей преступления на дороге близ старого монастыря, в данном конкретном случае ужаса земного…

7

Она раньше легко, без внутренней дисгармонии думала о смерти. «Вроде легкомысленно относиться к тому, к чему многие люде, если не абсолютное их большинство относится не так, а с внутренним содроганием и мучительным состраданием к перешедшим заповедную грань жизни-смерти, очутившись по ту сторону, в темени могил погостов и пепельных капсул колумбарием» – так рассуждала студентка-старшекурсница Нина. В её неполные двадцать два года она пережила только одну смерть близкого человека, её горячо любимого отца. Почему она так быстро отпустила за грань дорогого её человека, повлиявшего на её жизнь, характер, жизненный оптимизм, выбор профессии, развитие как личности больше всех на бело свете? Только потому, что отец оказался неизлечима больным стариком, который страшно мучился перед уходом и невероятно сильно переживал, что стал обузой в их небольшом семействе. Ведь она была поздним ребёнком в семье чиновника средней руки в промышленном министерстве Ивана Ильича и школьной учительницы русского языка и литературы Надежды Игоревны. Старшая сестра Нины Светлана, которая на восемнадцать лет была старше Нины, быстро, чуть ли не на первом курсе выскочила замуж, переехала к богатому мужу, давно не жила с матерью и отцом, а потом и вовсе укатила за границу с мужем и детьми в Штаты.

Не видела старшая сестра мучений отца, правда, долгое время постоянно присылала дорогущие лекарства, чтобы продлить жизнь отца, к которому никогда не испытывала святых дочерних чувств, наоборот, ему высказывала тихое холодное презрение, мол, не пригодились мне по жизни твои уроки и нравоучения, «сами с усами» умеем деньги делать из воздуха в отличие от некоторых, горящих на бестолковой работе лохов-совков. Через недовольство старшей дочерью Ивана Ильича, Нина, заняв строну любимого отца, давно