Сергей был немало удивлен:

— Ничего себе… ему же еще целую неделю лечиться!

Оперативник молчал. Похоже, ему нечего было сказать.

— А за "Спидолой" так никто и не пришел?

— Ничего подозрительного. Ходил на процедуры, гулял, мило беседовал с женщинами. Но в город не отлучался.

— А может, он в город собрался сейчас, у него же там дядя?

— К дяде с чемоданом? Зачем? Да и утром рабочего дня?

— Тоже верно, — согласился Сергей и спросил: — На чем он уехал?

— На такси. Каждое утро у ворот санатория дежурят 2–3 машины. Первый автобус до города отходит только в 11.00.

Что оставалось делать? Единственным человеком из обслуживающего персонала, с кем Дружинин немного знаком, был директор Краснолобов. К нему и направился Сергей.

Дверь кабинета директора была слегка приоткрыта, и Сергей мог видеть, как Краснолобов, сидя в кресле, разговаривает с женщиной в белом халате. Вот она сообщила ему о приезде какой-то комиссии…

— Опять комиссия, опять мне ответ держать, — директор санатория развел руками и пропел: "О, жалкий жребий мой!"

— У вас чудный голос, Витольд Валерьянович, — улыбнулась женщина. — Вам бы на сцене петь.

— Попоешь тут, — тяжело вздохнул Краснолобов. — Замучили проверками.

Сергей постучал, вежливо попросил разрешения войти, на что Краснолобов сразу же отреагировал, отпустив врача:

— Прошу, прошу… ждал вас.

— Ждали меня? — удивленно спросил Дружинин, присаживаясь напротив.

— Конечно, ждал. Вы же пришли по делу Богословского?

— Вы правы, мне нужен был Богословский. Но он уехал, спешно уехал. Может быть, вы мне сможете ответить почему?

Краснолобов выглядел вежливым, но слегка озабоченным.

— Конечно, смогу. У нас рядом с санаторием почтовое отделение. Сегодня утром, сразу после открытия принесли телеграмму на имя Богословского примерно такого содержания: "Срочно приезжай. Мама в плохом состоянии".

— Вы что, читали телеграмму?

Краснолобов замялся, виноватая улыбка появилась на его ухоженном лице.

— Письма мы, конечно, не вскрываем, а вот телеграммы иногда просматриваем.

— Мы — это кто?

— Дирекция. Наш санаторий на самом краю приграничной области. Мало ли что… И это не моя прихоть, — Краснолобов оценивающе посмотрел на Сергея; тот понял, что имеет в виду директор. — Телеграмму я тут же вручил Богословскому, и наш уважаемый звукорежиссер с "Мосфильма" немедля отбыл домой.

— Телеграмма осталась у Богословского?

— Конечно, у него могли возникнуть проблемы с транспортом, а срочная телеграмма хорошее подспорье в этом деле.

Дружинин поднялся:

— Понимаю… Ладно, спасибо. Вы многое прояснили.

— За что спасибо? — директор санатория "Волна" поднялся вслед за ним.

— За бдительность, — сказал Дружинин и, похоже, едва заметную иронию в его голосе Краснолобов уловил.

У самой двери Сергей неожиданно повернулся:

— Простите, последний вопрос, — он достал фото Лещука, сделанное уже не с фоторобота, а увеличенное с фотографии в паспорте. — Здесь, на территории санатория вам этот человек не встречался?

Краснолобов взял фотографию, внимательно осмотрел:

— Среди отдыхающих точно не встречался.

— А может, кто из посторонних?

— Ну какие здесь могут быть посторонние? Я ведь вам уже сказал, что мы находимся на самом краю приграничной области.

— Что ж, еще раз благодарю за бдительность!

Едва вернувшийся из санатория Дружинин присел за стол в своем кабинете, как дверь раскрылась, и на пороге появилась крупная фигура полковника Кострова. Начальник Управления возвратился почти на час раньше намеченного.

— Работаем? Зайди ко мне! — скомандовал он.

Но в приемной Дружинина остановила Маргарита Витальевна:

— Товарищ полковник просил подождать.

— А кто у него? — недовольно спросил Сергей.

— Воронцов.

Начальник радиотехнической службы подполковник Воронцов считался самым молчаливым сотрудником в Управлении. Выйдя через 10 минут из кабинета Кострова, он только обменялся с Дружининым традиционным "Здравия желаю" и загадочно кивнул на дверь начальника Управления, что означало: "Тебя тоже касается".

Костров успел прочитать рапорт о неудавшейся погоне. Поэтому когда Дружинин взялся пересказывать прошедшие события, Костров отмахнулся:

— Отставить, знаю. Ты лучше доложи, что вы делали в мое отсутствие?

Дружинин стал подробно излагать все, что произошло вчера и сегодня утром: про найденный труп Лещука-Хриплого, про разговор с Гусевым, про визит в таксопарк к Федотову и карточку туриста, о "вещдоках", которые Малышкин взял у Дронова и, наконец, про спешный отъезд Богословского и разговор с Краснолобовым. Не успел только сказать про помятое крыло служебной "Волги". Начальник Управления хмурился, но слушал внимательно, не перебивал. Когда Сергей закончил, он выдержал паузу, закурил и произнес:

— Значит, ниточка оборвалась?

— Не совсем. На щетке, бутылке и рюмке должны быть отпечатки пальцев.

Это Кострова задело. Выпустив струю дыма, он ударился в рассуждения:

— Отпечатки это хорошо, это шаг вперед. Но что они дают для поимки Гюрзы? Ничего не дают! Мы что, будем у каждого жителя города брать отпечатки и сверять? А Гюрза тем временем свалит за бугор! — Костров стал понемногу распаляться. — Что мы о нем знаем? Да ничего не знаем! С какой целью явился — не знаем! Что ищет — не знаем! И настоящего имени тоже не знаем, ведь в разведшколу он попал будучи нашим военнослужащим. А призрака в виде лодки на гусеницах как будем ловить? Получается, наша граница дырявая? Плохо работаем!

Костров сделал паузу, притушил недокуренную папиросу:

— Не догадываешься, что только что сообщил мне Воронцов?

— Передатчик?

— Да, мой дорогой. Передатчик. И не простой, который бы мы засекли в два счета, а ускоренно передающий информацию — так называемые радиовыстрелы.

— Засекли?

— При наших возможностях засечь такой невозможно. Такие в доли секунды передают очень краткую информацию.

Костров прошелся несколько раз взад-вперед по кабинету, потом остановился и сжал кулаки:

— Я пять лет возглавляю Управление. И до недавнего времени не было ни одного случая шпионской радиопередачи. В соседней Литве были, пока не выловили "лесных братьев". А у нас в области — нет! В общем, повторяю: плохо работаем! Это относится не только к твоей группе, но и ко мне.

Дружинин молчал, понимая, что возразить нечего. Единственное, на чем можно было заострить внимание Кострова, так это на карточке туриста, которая, похоже, не особенно его заинтересовала. И Сергей Дружинин решился:

— Простите, товарищ полковник, но я согласен с вами только наполовину. Ниточка обрывается, но окончательно не оборвалась. Я имею в виду карточку туриста в гостинице "Каспий" в Баку, — Дружинин протянул карточку. — Если Гюрза держал ее при себе, значит, она ему дорога. И у нас пока нет другой зацепки. К тому же таксист Федотов говорил, что его пассажир упоминал о городе Баку в разговоре. Может, не будем отбрасывать бакинский след?

Костров, который после гневных речей быстро приходил в нормальное состояние, взял у Сергея карточку туриста, рассмотрел: "Ганс-Людвиг Витцлебен"… Интересно…

Положив