— Но его мама ведь умерла не здесь? — уточняет он.

— Нет, дома, в саду, — отвечает она, не отрывая от него взгляда. — Кажется, это Каспер её нашёл.

— Он сам тебе сказал?

— Во мне есть нечто такое, что люди почему‑то начинают выговариваться, — отвечает она.

— Что ты хочешь узнать? — спрашивает Хьюго металлическим, нарочито «роботизированным» голосом.

Она смеётся и на миг опускает глаза. Когда поднимает, её глаза блестят, а кончик носа покраснел.

— Давай с этого момента говорить только правду, — предлагает она. — Признание после каждой рюмки.

— Договорились.

Они наполняют подставки для яиц текилой, насыпают немного соли на кожу между большим и указательным пальцами и в ту же руку берут дольку лимона.

— Правду, — говорит Хьюго с ухмылкой.

Он наблюдает, как её язык высовывается на секунду, когда она слизывает соль, и делает то же самое. Опрокидывает рюмку, глотает, втыкает лимон в рот и морщится.

— Уф, крепко, — смеётся она.

Хьюго снова наполняет рюмки. Он чувствует, как тепло алкоголя разливается в животе. Сванхильдур включает плейлист с Ланой Дель Рей и тянется за ещё щепоткой соли.

— Уверен, это блестящая идея — смешивать прописанные нам лекарства с алкоголем, — говорит Хьюго с улыбкой.

— Ты первый, — отвечает она.

Он смотрит ей прямо в глаза. Они снова выпивают, кашляют и улыбаются друг другу.

— У меня проблемы с мамой, — признаётся Хьюго.

— В каком смысле? — спрашивает она, подливая ещё текилы.

— Моей маме на меня наплевать. Она уехала обратно в Канаду, когда я был маленьким, и уже почти три года от неё ни слова… Ещё я встречаюсь с женщиной — Ольгой, — которая почти вдвое старше меня.

— Похоже на проблемы с мамой, — кивает она.

— Честно, мне кажется, она наркоманка… Что она в свободном падении. Или как там это называют. Но я коплю деньги, чтобы поехать её искать. Я не могу просто сидеть и ждать, пока она объявится. Или умрёт от передозировки.

— Ужас, — шепчет Сванхильдур.

Они снова выпивают и ставят подставки на стол чуть резче, чем нужно.

— Теперь твоя очередь, — говорит он.

— Моё последнее свидание, или как бы ты это ни назвал, было… радикальным, — говорит она и нервно хрустит пальцами.

— В смысле?

— Мы оба изучали политологию. Но он вдруг всё больше стал интересоваться белым превосходством и теориями заговора.

— Ну, тогда пока, — вздыхает Хьюго.

— Да, пока — на личном уровне… Но в то же время правый популизм больше связан с ощущением социальной несправедливости, чем с чем‑то ещё. С чувством, что людей оставили позади.

— Это должно быть открытой целью для левых, — говорит он и целует три пальца, поднимая руку.

— Знаю. Но я не собираюсь тратить на него свою жизнь.

— Хорошо.

— Так у тебя есть девушка? Ты говорил: Ольга. Что между вами?

— Мы не… официально. Ничего такого. Но у нас есть планы… На самом деле, это она сказала, что мне стоит попытаться найти маму. Мы вместе открыли счёт в банке, чтобы накопить на поездку.

— Поездка в Канаду — дорогое удовольствие?

— Да. Но в основном потому, что мы хотим задержаться там надолго, — говорит он и показывает ей баланс на телефоне.

— Ого… Это почти как залог за квартиру — говорит она.

С лёгкой улыбкой она снова наполняет рюмки и тянется за новой долькой лимона. Они чокаются и опрокидывают текилу ещё резче. Хьюго смотрит в её бледно‑голубые глаза. Её кожа под веснушками кажется перламутровой.

— Кажется, меня к тебе тянет, — слышит он вдруг свой голос.

— Уф, — отвечает она и выглядит искренне поражённой.

— Прости, мне не стоило этого говорить, но…

— Нет, нет.

— Но это правда.

— Я просто не ожидала, вот и всё, — говорит она. — Потому что ты… ну… такой уверенный, крутой, знаменитый и всё такое.

— Ха, — усмехается он. — Ничего из этого не правда. Но всё равно спасибо.

Они снова выпивают, закусывают лимоном и смеются. Сванхильдур с улыбкой показывает на свою подставку для яиц и обвиняет его в жульничестве, уверяя, что у него на дне ещё целая осталась капля.

— Жульничаю?

Он переворачивает подставку вверх дном и ждёт. Через секунду одинокая капля падает на стол.

— Видишь! — смеётся она.

— Переверни свою.

— Я девственница, — признаётся она, всё ещё улыбаясь.

— Серьёзно?

Сванхильдур опускает взгляд. Веснушчатые щёки у неё пылают. Она стряхивает с ладони последние крупинки соли, глубоко вздыхает и снова встречается с ним глазами.

— Если говорить о полном половом акте, то да, — объясняет она и убирает прядь волос за ухо. — Конечно, кое‑что у меня было. Но… ты понимаешь. Это никогда не было по‑настоящему. Ты, наверное, думаешь, что я полная неудачница.

— Нет. Я тебя понимаю. Парни любят говорить, что любой секс — хороший секс, даже если он плохой. Но это же… неправда.

— Нет, — шепчет она и снова отводит взгляд.

— О чём ты сейчас думаешь? — спрашивает он.

— О том, что то, что ты сказал раньше, сделало меня счастливой. Что тебя ко мне тянет… Даже если ты не говорил серьёзно. Мы же почти не знакомы, но всё равно…

Они пьют ещё по рюмке, и он видит, как её трясёт. От растущей дозы алкоголя у него покалывают губы, глаза с трудом фокусируются.

— Кажется, я начинаю пьянеть, — говорит он.

— Это не считается признанием, — отвечает она.

— Нет, я просто констатирую.

— Хорошо.

— Ладно, ещё одна правда… Я немного скептически отношусь к тем лекарствам, что мне прописали. Я пытался поговорить об этом с Ларсом, но слишком боюсь конфликта, чтобы настаивать, — признаётся он.

— Что ты принимаешь?

— Зопиклон, ну это ладно, — отвечает он. — Ещё миртазапин и трамадол. От них я, кажется, хожу во сне чаще, чем обычно. Или, во всяком случае, так чувствуется… Но Ларс убеждён, что в малых дозах они действуют, наоборот.

— Я иногда думаю, что он приходит ко мне в комнату и смотрит, как я сплю, — тихо говорит она.

— Почему?

— Потому что иногда, когда я просыпаюсь, я чувствую запах его