Лиза больше не могла сдерживаться. Она заплакала – не громко, не театрально, а так, как плачут в темноте: скупо, упрямо, сжимая кулаки так, чтобы не предать слабости ни одному мускулу.

– Зачем? – спросила она сквозь слёзы.

– Мне кажется, ты хотела попробовать новую роль, – равнодушно сказал он. – Теперь у тебя есть шанс сыграть её для меня.

Она смотрела на него в полной тишине. Было ощущение, что в комнате отключили кислород, и теперь каждая секунда – это отсрочка финального вердикта.

– Ты хочешь, чтобы я… что? – спросила она, хватаясь за последнюю надежду, что он шутит, или передумает.

Он встал, подошёл ближе, сел рядом с ней на кровать.

– Всё просто, – сказал он, глядя ей в глаза, и его голос стал ниже, тише. – Ты станешь моей любовницей. Немедленно. И каждый раз, когда я пожелаю.

Лиза не выдержала и захохотала, но смех был такой, что лучше бы она закричала. Григорий дождался, пока она устанет, потом мягко взял её за руку – ту самую, которой она так крепко сжимала край халата.

– Я не сделаю тебе больно, – сказал он, – если ты сама не захочешь.

– Ты ненормальный, – прошептала она, но не вырвала ладонь.

– Скажи спасибо, что я не выкладываю это сразу в сеть, – сказал он чуть громче.

Она попыталась отодвинуться, но он крепко держал её запястье.

– Что мне делать? – спросила она, и теперь голос был тонкий, как у мыши, которую только что загнали в угол.

– Приди ко мне через полчаса, – сказал он, – и я покажу тебе, как всё будет. Можешь не одеваться.

Он поднялся, снова вернулся к окну, как ни в чём не бывало.

Лиза сидела, не двигаясь, а потом – очень медленно – вытерла слёзы рукой, в которой до сих пор дрожала бумажная закладка из книги.

– Ты мразь, – сказала она ему в спину.

Он не обернулся. Только, уходя, бросил через плечо:

– Ты хотела новую жизнь, Лиза. Вот она и начинается.

Когда он ушёл, она долго сидела в темноте, а потом – не помня себя – легла на кровать и закрыла глаза. В голове гремело: «Только никому не рассказывать. Никому. Никогда.»

Она не знала, что будет делать через тридцать минут. Но знала, что уже не сможет повернуть всё обратно.

Лиза не помнила, как пересекла коридор: ступни мёрзли, несмотря на ковёр, пальцы дрожали от холода или тревоги. В голове звенело – непрерывно, однотонно, как старый телевизор на пустом канале. У двери она застыла, выждала пару секунд и, не давая отчаянию захлестнуть, толкнула створку.

Григорий сидел у окна в старом кресле, ноги на полу, ладони сцеплены. Взгляд его скользил где-то внутри себя, будто внешний мир утратил значение, уступив место внутреннему монологу, который он не спешил завершать.

– Закрывай, – бросил он, не шевелясь.

Дверь оказалась тяжёлой, защёлка клацнула, как замок клетки. Лиза прикрыла створку, на миг зажмурилась и повернулась к комнате.

Всё здесь дышало мужской аккуратностью: стол без лишних вещей, тумбочка с лампой, полка с книгами и стопкой журналов. Кровать, застеленная серым пледом, выглядела неприступной, как крепость. Воздух пах свежестью, как в новой гостинице, но Лиза знала: это лишь маскировка дезодоранта, прикрывающая правду о мире, где ничто не бывает безупречным.

Она замерла у порога, не зная, куда деть руки: скрестить их на груди или спрятать за спину – оба жеста казались бесполезными против ощущения, что её уже разобрали по ниткам.

– Подойди, – сказал Григорий. Голос ровный, будто звал к столу.

Шагнув вперёд, она чувствовала, как сердце ускоряет ритм с каждым движением по неожиданно шершавому полу.

Он наконец поднял взгляд:

– Понимаешь, зачем ты здесь? – спросил он без тени угрозы или жалости.

– Да, – ответила Лиза. Голос почти не дрогнул, но ухо заложило, словно после ныряния в воду.

– Тогда снимай, – сказал он. – Всё.

Она вздрогнула. Не от неожиданности, а от того, как буднично прозвучали слова – будто совет надеть лёгкое платье в жару.

– Здесь? – уточнила она.

– Где же ещё, – отозвался он. – Не тяни.

Пальцы у неё были ледяные, когда она взялась за край ночнушки. На секунду показалось, что ткань намертво прилипла к телу, и придётся рвать её вместе с кожей. Она опустила глаза, медленно подняла край до пояса, потом выше – теперь уже виднелись бедра, белая полоска трусов, синяки на внутренней стороне ноги, появившиеся после неудачного падения с лестницы две недели назад.

Она не видела, как он смотрит на неё – просто делала, что велено. Когда ночнушка соскользнула с плеч и повисла на локтях, она стала вдруг легкой, почти невесомой, но голая кожа тут же облепилась мурашками.

Он не шевелился, не выдавал волнения. Только смотрел – не глазами, а всем телом, всей своей неподвижностью. В этот момент Лиза ощутила, как внутри неё разверзлась пустота: ни стыда, ни ужаса – лишь звенящая полость, где не осталось ничего человеческого.

– Дальше, – сказал он.

Она медленно стянула трусы, осталась стоять обнажённой, ноги сжаты, руки повисли, как у сломанной куклы. Хотелось хоть как-то прикрыться, но она знала: если попробует – будет хуже.

– Хорошо, – сказал он. – Подойди ближе.

Лиза шагнула. Холод пола, шершавость ковра – всё исчезло; существование свелось к выполнению команды.

Он не торопился, долго смотрел, потом откинулся в кресле и сказал:

– Раздвинь ноги.

Тело подчинилось раньше, чем разум успел среагировать: ноги чуть разошлись, живот втянулся, взгляд упёрся в пол.

Григорий хмыкнул – в звуке мелькнуло что-то вроде удовлетворения. Его глаза скользнули от её лица к шее, груди, животу – и обратно. Затем, не спеша, он сказал:

– Повернись. И наклонись вперёд.

Лиза выполнила. Внезапно защемило в пояснице – как от долгого сидения на холодном. Но она не выдала себя ни движением, ни звуком.

Он разглядывал её, как товар на прилавке: без похоти, без интереса – просто фиксируя детали.

– Повернись ко мне, – сказал он через несколько секунд. – Не закрывайся.

Она обернулась. Щёки пылали, взгляд блуждал над его головой.

– Тело неплохое, – заметил он, – но слишком худая для таких дел.

Лиза не поняла, о чём речь, и не хотела понимать. Она стояла неподвижно, пока он не поднялся и не подошёл ближе. Его рост, запах волос – всё казалось слишком резким, чужим.

– Встань на колени, – сказал он внезапно.

Она опустилась, не глядя на него. Ковёр колол кожу, будто сотня мелких иголок.

– Помоги мне, – произнёс он, и голос стал чуть ниже.

Лиза замерла, не зная, с чего начать. Тогда он взял её за запястье,