– Чёрт, – выдохнула она почти шёпотом.

– Помочь собрать? – предложил он, уже наклоняясь.

– Не утруждайся, – сухо ответила Маргарита, но не пошевелилась.

Он поднял бумаги осторожно, как хирург, и передал ей. Она не поблагодарила, но взяла листы так, будто этим признала: теперь у них общий секрет.

– В этом доме, – сказал он, – отчётность иногда напоминает мне лотерею. Никогда не знаешь, какой лист вылезет в самый неподходящий момент.

Она впервые посмотрела прямо, и во взгляде оказалось больше презрения, чем усталости:

– Лотереи устраивают те, кто не умеет рассчитывать риски. Я к ним не отношусь.

– А если расчёт всё равно не сойдётся? – спросил он.

– Тогда я просто уничтожаю проигрыш, – отрезала она и с силой захлопнула папку.

Несколько секунд они молчали: она расставляла аккуратные стопки, он следил, как у неё от напряжения белеют костяшки пальцев.

– Ты что хотел? – повторила Маргарита чуть мягче.

– Хотел узнать, всё ли в порядке после нашей последней встречи. Ты выглядела усталой.

– Не дождёшься, чтобы я пожаловалась, – усмехнулась она.

Он кивнул, признавая поражение, но добавил:

– Просто у меня был опыт в похожих делах. Я заметил: усталость копится не от задач, а от людей. Особенно если рядом те, кто умеют превращать рабочий день в турбулентность.

Она не моргнула, но задержала взгляд чуть дольше, чем нужно.

– Честно скажи, – выдержала паузу, – ты пришёл проверить, не сошла ли я с ума?

– Если бы сошла, – улыбнулся он, – уже была бы не здесь, а в соседнем кабинете среди новых клиентов и партнёров. Я слышал, ты вчера созванивалась с Зотовым, – бросил он между делом, словно о погоде.

Маргарита замялась, резко поправила волосы и перевела взгляд на тёмную резную полку в углу.

– В этом нет ничего особенного, – протянула она. – У меня по-прежнему контракт на обслуживание московских филиалов.

– Не сомневаюсь. Просто некоторые считают Зотова опасным человеком.

– Я с опасными людьми умею работать, – металл в её голосе зазвенел снова, но уже с ржавчиной.

Он отметил: чем сильнее она изображает сталь, тем отчётливее прорывается усталость. И ещё – новую привычку: при упоминании опасных тем она неосознанно трогала цепочку на шее. Ожерелье было грубое, из тяжёлых звеньев, а в центре – жемчужина. Он подумал: лучшего талисмана у неё нет.

В полумраке жемчужина ловила свет лампы, и он вспомнил, как в детстве мать говорила: «Только дураки носят жемчуг – в нём всегда отражается уязвимость». Тогда он не понимал, почему это плохо.

– Не хочу смущать, – сказал он, – но, если есть вопросы – я готов выслушать.

– С чего ты решил, что мне есть о чём с тобой говорить? – почти раздражённо бросила Маргарита.

– Просто у меня тоже бывают плохие дни. Иногда легче разделить их, чем устраивать инвентаризацию чувств.

Она молчала, но движения стали небрежнее: страницы перелистывались скорее для порядка.

– Ладно, – наконец откинулась она на спинку кресла. – Неделя была тяжёлая. Всё это – проверка на прочность, и порой я не уверена, что запас у меня есть.

– Обычно у тебя его больше, чем у всех, – осторожно сказал он.

Она усмехнулась:

– Это потому что у меня нет другой опоры, кроме самой себя. Я не тот человек, который живёт чужими ожиданиями. Только своими.

Вновь воцарилась тишина. Теперь библиотека звучала иначе: каждый скрип и вдох словно снимал напряжение, но оставлял неразрешённое, подвешенное между их взглядами.

– Хочешь, я помогу разобрать эти книги? – спросил он, показывая на завалившиеся стопки.

– Хочешь доказать, что умеешь считать? – усмехнулась она.

– Скорее – что не боюсь беспорядка, – ответил он.

Он подошёл ближе: за столом оставалось чуть больше метра, но в полумраке расстояние казалось меньше. Он взял верхнюю книгу, заметил резкий, неразборчивый почерк и страсть к контролю в каждой цифре.

– Ты всегда делаешь пометки сама? – спросил он.

– Я не доверяю чужим расчётам, – сухо ответила она. – Один раз поверишь – потом годами вычищаешь последствия.

Он кивнул и поставил книгу обратно. К ней добавилась вторая. Когда он наклонился за третьей, случайно коснулся её руки. Маргарита резко отдёрнула ладонь, но не убрала её с края стола – только побелела ещё сильнее.

Он не смотрел ей в глаза: просто задержал руку на мгновение, будто передавая энергию коротким касанием. Она почувствовала это и – к его удивлению – не сразу разжала пальцы.

– У тебя холодные руки, – тихо сказала она.

– Зато в голове всегда жарко, – улыбнулся он.

На секунду им обоим стало смешно: не от шутки, а от абсурдности момента.

– Ты когда-нибудь боялась потерять всё? – спросила она, уже без оглядки на правила.

– Каждый день, – честно признался он. – Но обычно в такие минуты кто-то подбрасывает новый план. Или хотя бы повод двигаться дальше.

– Тебе всегда кто-то помогает? – в её голосе мелькнула лёгкая ревность.

– Нет, – сказал он. – Но когда удаётся помочь другому, самому становится легче.

Оба поняли: разговор вышел за рамки обычной игры. В темноте, среди дуба и бархата, их диалог казался и бессмысленным, и по-настоящему важным.

Маргарита задержала на нём взгляд дольше, чем позволяли правила.

– Я тебе не доверяю, – тихо сказала она. – Но именно поэтому ты мне нужен.

Он хотел ответить остроумно, но лишь кивнул.

– Если захочешь поговорить, – сказал он, – я всегда рядом.

Она промолчала. Только снова взяла калькулятор, но теперь пальцы дрожали ещё заметнее.

Он вышел из библиотеки и за спиной услышал, как с глухим стуком захлопнулась ещё одна папка. Но в этом звуке уже не было агрессии – только сдержанное облегчение.

В коридоре он задержался, думая: даже самые монолитные люди бывают хрупки, если знать, куда надавить. Он понял, что после этого вечера она станет либо его союзником, либо самым опасным врагом. И это его устраивало даже больше, чем открытый конфликт.

Ужин в доме Петровых был ритуалом, соблюдавшимся строже, чем все церковные обряды вместе взятые. Для гостей – особенно тех, кто попадал сюда не по праву рождения, а по странному стечению обстоятельств, – трапеза превращалась в испытание на выносливость: не столько желудка, сколько нервов.

Сегодня стол накрыли особенно щедро: домашние соленья, икра в двух видах, пельмени ручной лепки, фаршированные грибы, несколько пирогов – всё это разносил безликий официант, который двигался так, будто был сделан из того же дерева, что и стол. В центре возвышался салат в форме короны – гастрономический шедевр и символ того, как много в этой семье строится на фикции.

Маргарита села справа от Елены и сразу обозначила: контроль за ужином будет на её стороне. Слева – Софья с лицом, на котором можно было бы выгравировать слово