«Если бы случились дети, может ничего такого не произошло, – с тоской вздохнула Наташа. – Тогда бы этой дури, в голов не возникло. А сейчас куда без этой дури, так с ней придётся смириться».

Она позвонила своей школьной подруге и пригласила посидеть где-нибудь. Ей хотелось хоть с кем-то поделиться, а родители на роль слушателя не годились. Мать начнёт сокрушаться, что дочери вожжа под хвост попала, и она хочет разрушить семью, а отец, наверное, будет даже рад, ему никогда, особенно, не нравился турецкий зять. У подруг тем для разговора оказалось хоть отбавляй. В кафе сидели уже который час, выпивая вино, вспоминая подруг и рассказывая друг другу о перипетиях личной жизни. После печальной повести о своей несчастной судьбе, Наташа пьяно всхлипнула. Подруга же оказалась женщиной более устойчивой и хладнокровной и категорически заявила:

– Надо же, какие все сентиментальные. Переживёт твой турок, никуда не денется. Я вот, например, три раза замужем была, и это только официально, – подруга разлила вино по бокалам, не дожидаясь официанта. – Если не любишь его, уходи, нечего маеться. А от питерского зачем сбежала? Всё равно от себя не убежишь.

Сквозь хмельную пелену Наташе показалось, что всё не так трагично, жизнь продолжается. В сумке задребезжал телефон, она никак не могла обнаружить его непослушными пальцами в шёлковой подкладке. Наконец-то подключилась, даже не глянув на номер:

– Слушаю. Я внимательно слушаю, – женщина старалась совладать с голосом и выглядеть трезвой.

– Наташа?

– Да, это я, – хмель махом улетучился из головы, она поняла, кто это.

– Ты ничего не говори, только слушай. Я буду тебя всегда ждать. Сниму квартиру по карману, работа есть. Я тебя не тороплю, позвони, когда будешь готова.

Повисла пауза. Наташа растерялась.

– А как же твоя семья?

– Не я первый, не я последний.

– Я не могу сейчас ничего ответить.

– И не надо, я понимаю, что всё не так просто.

Больше слов не находилось и они просто молчали. Наташа вдруг вспомнила, что хотела сказать очень важное:

– Рафаэль ты помнишь, я нашла в аэропорту рядом покойником листок бумаги с записями?

– Ну да, что-то припоминаю. Там какие-то цифры и закорючки.

– Именно! Только закорючки это буквы из турецкого алфавита. Например: латинская «S» с закорючкой внизу читается как русская «Ш». «С» с такой же закорючкой, как русская «Ц», – Наташа насторожилась. – Ты слушаешь меня?

– Да я понял, – мысли Рафика витали далеко, его совсем не интересовали буквы, бумажки, он вообще звонил по другому поводу. – Наташа, когда ты сообщишь мне о своём решении?

– Дай мне время Рафаэль. Но я позвоню. Обязательно.

***

Синицын совсем не хотел этим заниматься, но уступил уговорам Маргариты. После того, как он познакомил её с кошкой Анфисой, любимая женщина почти перебралась в его квартиру. Вещи не перевезла, но зубной щёткой обзавелась, и папку с важными документами пристроила на полке в кабинете.

– Ты непротив? – Рита посмотрела на мужчину снизу вверх. – Я просто волнуюсь, что тот, кто пытался проникнуть в дом снова захочет это сделать в моё отсутствие. Драгоценностей не осталось, только то, что на мне, а остальное для грабителей не представляет интереса. А в папке свидетельство о рождении сына, мои бумаги, всё имеет важность только для меня, но если что-нибудь пропадёт, очень сложно будет восстановить.

– Я считаю, что ты должна перевезти все свои вещи. Всё равно за месяц ничего не изменится, рано или поздно появятся приставы или служба безопасности банка, или хуже того, коллекторы и опечатают дом.

– Ты обещал мне намедни, что найдёшь квартиру, – Рита пальцами крутила пуговицу на рубашке Павла.

– Зачем тебе квартира? Я хотел, чтобы ты жила здесь со мной и Анфисой. Не трогай пуговицу, оторвёшь, – Синицын говорил серьёзно, и лишь глаза смеялись. – Я надеялся заполучить прекрасную вдову с большим богатством, но всё оказалось обратно тому, о чём пел Высоцкий:

«Хорошо, что вдова

Всё смогла пережить,

Пожалела меня

И взяла к себе жить».

– Ты понимаешь, о чём я говорю, – всё-таки улыбнулась Рита. – Когда закончится контракт, и я не смогу платить, придётся забрать Игорька. Я не могу и не имею права взвалить этот груз ответственности и на тебя. А я мечтала об этом так давно. Ребёнок должен жить в семье, а не в казённом доме, каким бы замечательным он не был.

– Давай договоримся так, – Павел потянул женщину за руку и усадил рядом на диван, – пока ты перевезёшь вещи и будешь жить здесь со мной. Если тебе что-то не понравится, мы сможем поговорить и решить проблему, когда станет невыносимо, всегда сможешь уйти. Но ты должна знать, что неожиданно стала очень важным человеком в моей одинокой жизни, – Павел поцеловал её открытую ладонь и погладил по голове. – Прошу тебя, не волнуйся, я всегда буду рядом. И с Игорьком мы постепенно всё решим.

– Могу я попросить тебя ещё кое о чём? – Маргарита умоляюще посмотрела на Павла, а тот не говоря ни слова, кивнул. Он примерно представлял, что за просьба созрела в голове этой женщины, а она, не замечая ухмылки на лице мужчины, продолжила. – Помоги Коровину, а? Это ведь я втянула его в неприглядную историю. За что его ещё там держат?

– Хорошо, – неохотно промямлил Синицын. – Завтра встречусь с Шапошниковым, если он будет на месте.

Шапошников оказался на месте и, глянув на входившего Павла, воскликнул:

– Господин адвокат! Какие дела вновь привели вас к нам?

– Доброе утро товарищи, – Павел Валентинович бодро шагнул, окинув взглядом кабинет, но кроме Шапошникова никого не обнаружил. Он уселся напротив без приглашения. – Меня интересует Коровин.

– Вы представляете интересы всех униженных и оскорблённых? – ёрничал полицейский, сам не зная зачем. Ему нравился этот высокий, сильный мужчина. Он не походил на рафинированных коллег с шёлковым платочком на шее.

– Не всех, – не замечая издёвки, Павел спокойно смотрел на собеседника. – Он связан с делом Новоскворецкого и хотелось бы узнать, на каком основании он до сих пор здесь? У вас есть причины для его задержания?

– Во-первых: сегодня утром он оказался на свободе. Так сказать с чистой совестью в новую жизнь. Во-вторых: по делу Новоскворецкого у следствия к нему претензий нет. Во всяком случае, пока. В-третьих: он находился под арестом в связи с делом об убийстве журналиста Вельяминова.

– Да я читал материалы и знаю суть. Только мне не совсем понятно, исходя из каких резонов, вы подозревали Коровина в убийстве корреспондента?

– А мы его и не