детей. Хотя опыт кое-какой у Наташи имелся – около шести месяцев она жила в одной квартире с одним красавчиком, но об этом Наташа вспоминать не любила, потому что роман закончился руганью, обидами и даже обоюдными оскорблениями. Когда Эрин сделал ей предложение она, особенно не раздумывая, согласилась. Все бы дальше текло, как тихая река без перекатов и водоворотов, если бы не встреча с Рафаэлем. Вот это с ней и случилось, накал страстей, безумие влюблённости, бессонные ночи, именно то, о чём она читала в сентиментальных романах. Но всё это происходило не в книгах, а в её жизни, и что теперь делать дальше она не имела понятия. Сделать вид, что ничего не произошло и вернуться к мужу? Но как теперь находиться рядом, смотреть в глаза и жить под одной крышей с нелюбимым? Обманывать и изображать любовь? Она решила некоторое время погостить у родителей, чтобы собраться с мыслями и принять решение, да и заболела мать. По телефону Наташа уговорила Эрина возвращаться из Стамбула в Анталию, а она должна позаботиться о больной матери. Эрин немного огорчился, да и в тоне жены услышал холод, но упрашивать и выяснять отношения по телефону не стал, подумал, мол, куда она денется, рано или поздно вернётся домой в Турцию. А у неё заходил ум за разум! Иногда в порыве невыносимого желания услышать хоть голос Наташа хватала телефон, чтобы позвонить Рафаэлю, но гнала от себя эту мысль, понимая, ни к чему хорошему эта связь не приведёт. Она запретила себе даже мечтать о том, что у них есть будущее, потому что никто не вправе разрушать чужую семью, особенно такую, в которой растут два мальчика. Она помнила свою печальную историю. Когда ей исполнилось лет девять, отец уходил из семьи и не жил с ними около года. Мать, как могла, скрывала тот факт, что отец живёт на другой улице, с другой женщиной. Она сочиняла, что папа перешёл на другую работу и пока не может находиться с ними, а только приезжать на выходные. Отец и впрямь появлялся два раза в месяц набитый подарками и сладостями, сидел тихо на кухне и курил. Потом с каким-то виноватым видом расспрашивал дочь о делах в школе, об оценках. Наташа безумно скучала по нему, висла на шее, целовала небритую, колючую щёку, пахнущую одеколоном. И всё допытывалась, когда же он вернётся на прежнюю работу, чтобы жить с ними дома. Зато мать стояла строгая и молчаливая у окна и даже не предлагала выпить чаю. Однажды, когда отец ушёл после очередного визита, оставив подарки, Наташа закричала на мать, обвинив её в том, что это она во всём виновата – в том, что ушёл папа, что они перестали ходить в кино, и что их жизнь стала грустная. Мама ничего не ответила, только тихо заплакала, а Наташе стало невыносимо жалко неприкаянного отца и несчастную, такую одинокую мать. Девочка повзрослела в один момент. В школе из-за болезни учительницы отменили уроки, и она с подружками отправилась в торговый центр, где на первом этаже в кафетерии продавали вкусное мороженое, и играла музыка. Они сидели на высоких стульях, болтали ногами, ели мороженое и сплетничали. Вот тут она увидела отца. Он шёл с красивой женщиной, обнимая её за талию. Наташа ничего не сказала подружкам, оставила свой недоеденный стаканчик и отправилась следом. Девочка пряталась за колоннами, за рядами одежды и ловила каждый жест мужчины. Он стал чужим за одну встречу, которую она тайком подсмотрела, и о которой отец так никогда и не узнал. А парочка гуляла по этажам, примеряла наряды, весело болтала и даже целовалась. В один миг всё встало на свои места. В следующий раз, когда должен был прийти отец, Наташа ушла из дома, вернулась вечером, сказав, что была в библиотеке, потом расплакалась и всё, что видела, рассказала маме.

– Скажи, чтобы больше он не приходил. Я не хочу с ним встречаться, – сказала, как отрезала девочка.

Жизнь вносит свои коррективы. Отцу в один прекрасный момент надоела эта красивая, но пустая женщина, и он загрустил о прежней, уютной жизни и семье. Начал караулить жену возле дома, встречать после работы, приносить охапками цветы и умолять о прощении. Женщина была неприступной долго, до того момента, когда узнала, что муж ушёл от красотки, потерял работу, снял на окраине, в какой-то избёнке угол и даже начал прикладываться к бутылке. Сердце матери не выдержало, она пришла в халупу, где обитал бедолага и поставила условия: в семью вернёшься, но устраиваешься на работу и, самое главное, находишь общий язык с дочерью. Так и произошло. Со временем всё утряслось, мать с отцом вскоре утром выходили из одной спальни, но обида на отца за предательство, шрамом так и осталась в душе Наталии. Дома она маялась, пыталась занять себя разными вещами, но всё валилось из рук. Варенье пригорало, петли на спицах путались, нарушая узор, книжка не увлекала, как бывало раньше. Мать, видя, что дочь слоняется, как потерянная, пыталась с ней поговорить, но в ответ услышала, что всё в полном порядке и «няма проблема». Мать вздыхала и разводила руками – мол медицина здесь бессильна, и спасение утопающего дело рук самого утопающего. В какой-то момент Наташа начала собирать чемодан. Не могла же она прятаться ото всех под крылом у родителей до бесконечности, в любом случае, необходимо поговорить с мужем. О чём? Она сама не знала, но то, что как прежде уже не будет, стало абсолютно ясно.

Она сидела на полу, лениво забрасывая в чемодан вещи. Пока Наташа не решила, вернётся ли назад в Тамбов или останется в Турции, но переберётся на съёмную квартиру, поэтому подолгу прикидывала какую вещь взять, а какую оставить здесь, и стоит ли вообще тащить огромный чемодан, если всё равно придётся возвращаться. Глаза наполнились слезами и сердце сжалось – она неожиданно поняла, какую боль доставит Эрину своим решением уйти от него. Он, турок, был эмоционально сдержанным. Наташа знала, что муж не начнёт кричать, бить посуду и мебель, не станет запирать её, прятать вещи и паспорта. Он великодушно даст ей возможность выбирать тот путь, по которому жена захочет пойти в другую будущность уже без него. Только его смоляная шевелюра с проблесками седины ещё больше посветлеет. Наташа уткнулась в колени, сидя на полу возле открытого чемодана, горько плакала, причитала, просила простить её, обращаясь к невидимому Эрину. Но после произошедших в ней перемен она не