Софья кивнула, но снимок не взяла.

– Ты и правда не собираешься рассказывать?

– Нет, – повторил он.

– Даже Маргарите?

– Даже Маргарите.

Она медленно забрала фотографию и убрала в карман.

– Спасибо, – сказала она. – Я не знаю, что сказать.

– Просто будь осторожнее, – сказал он. – В этом городе стены тоньше, чем кажется.

Она улыбнулась теплее:

– Ты не такой, как остальные.

– Я стараюсь, – сказал он.

В этот момент в зал заглянула Маргарита – строго, с прищуром, будто уже знала, что здесь происходит нечто, стоившее отдельного доклада. Софья тотчас скрылась за витриной, а Григорий остался один.

Когда рабочий день закончился, он отправился в кафе, где его ждала Вера. Она уже сидела у окна; на столе перед ней дымился чай, рядом лежал планшет с россыпью открытых вкладок – то ли новости, то ли сплетни, то ли свежая волна скриншотов из городских чатов.

– Ну что, получилось? – спросила она, не отрываясь от экрана.

– Всё лучше, чем я ожидал, – сказал он. – Софья теперь будет мне доверять.

– И что дальше?

– Дальше – посмотрим. Она думает, что я её ангел-хранитель.

Вера рассмеялась, но в смехе не было иронии – только восхищение:

– На самом деле ты совсем не такой, – сказала она. – Ты гораздо опаснее.

Он улыбнулся и только теперь понял, что она права. В этом городе быть просто хорошим – смертельно скучно. А быть собой – иногда смертельно опасно.

Они ещё долго сидели у окна, наблюдая, как по улице идут люди: одни торопятся домой, другие – к своим тайнам и неудачам. У каждого – свой невидимый протокол жизни, и все они когда-нибудь столкнутся: в парке, в офисе или за столиком в кафе.

Григорий пил кофе, смотрел в мутное стекло и знал: его игра только начинается.

Глава 9

В салоне после закрытия всегда было странно тихо. Лампочки под потолком, которые днём только усиливали городской солнечный свет, вечером казались единственными свидетельствами жизни. Даже витрины гасли, ловя отражения пустых улиц. Иногда через стекло проплывали фигуры местных любителей созерцать чужое, но их взгляд уже не пугал – за годы Лиза научилась видеть их насквозь.

Сегодня вечером она не торопилась уйти домой. Сидела в кресле, вытянув ноги в толстых белых гетрах, и перебирала коробку с новой коллекцией – хрупкие серьги, замысловатые подвески и пару браслетов с гравировкой, видной лишь на просвет. За соседним столом Григорий ставил на штатив камеру и раз в несколько минут бросал взгляд на Лизу – будто проверял, не сбежит ли она в последний момент.

– Ты уверена, что хочешь это делать? – спросил он, не отрываясь от настройки диафрагмы.

– Да, – пожала плечами Лиза. – Всё равно нет выбора. Если не я, найдут кого-то хуже.

– А если получится? – уточнил он.

– Тогда вы с мамой будете показывать мою фотографию всем клиентам, – усмехнулась она. – И говорить, что без меня не было бы ни одного хорошего сезона.

Он хмыкнул, и впервые за вечер в голосе прозвучала поддержка:

– Не будь такой пессимисткой. Ты и правда самая фотогеничная из всех, кого я тут видел.

– Это потому что у меня большая голова, – сказала Лиза. – И слишком много эмоций в глазах.

Григорий отложил камеру и сел на край стола:

– Я бы сказал, что у тебя правильные эмоции. Ты умеешь притворяться, но иногда сквозит что-то настоящее. Даже когда молчишь.

– Мама бы тебя за такое уже уволила, – тихо сказала Лиза. – Она ненавидит, когда я «не в образе». Говорит, что профессионал должен держать лицо даже ночью.

Он усмехнулся почти по-детски:

– Не обращай внимания. Сегодня ты можешь делать, что хочешь. Я, если что, твой главный адвокат.

Она подняла глаза. В них сквозил страх, но под ним – любопытство и что-то, напоминающее вызов.

– А если я не смогу? – спросила Лиза. – Если вдруг стану такой же, как все модели: выжатой и пустой?

– Тогда скажешь мне «стоп», и я выключу свет, – уверенно сказал он. – Это ведь не экзамен.

Она хотела ещё что-то добавить, но сдержалась.

Камера щёлкнула – и время сдвинулось: фон – щёлканье затвора, запах талька на полу, ритм дыхания двух людей, которые учатся быть честными друг с другом не по желанию, а потому что иначе не выжить.

Лиза поначалу стояла, как манекен: опущенные плечи, взгляд через стену, руки – по швам. Но через пару минут, когда Григорий попросил её «просто двигаться», что-то в ней раскрылось. Сначала она робко брала подвески, надевала их одну за другой, смеялась от нелепых сочетаний. Потом – сама меняла позу, становилась к свету так, как видела у профессионалов на обложках журналов. Он её не перебивал, только иногда подсказывал:

– Лицо чуть влево. Чуть выше подбородок. Теперь – как будто тебе невыносимо скучно.

Она хмыкнула и сделала «скуку» так мастерски, что сам Григорий едва не рассмеялся.

Через полчаса он сказал:

– Ты молодец. Но теперь – самая сложная часть. Я бы хотел попробовать пару кадров – без одежды. Только украшения.

Она замерла, на мгновение исчезла вся показная смелость.

– Без одежды?

– Да, – сказал он. – Только если ты не против. Я обещаю – это будет красиво. Никакой грязи. Просто честно.

Лиза не отвечала долго. Сидела, уткнув взгляд в пол, потом тихо выдохнула:

– Только быстро. И только если потом ничего не уйдёт в сеть.

– Обещаю, – сказал он.

Она медленно сняла свитер, осталась в тонкой майке, потом – и её сняла, будто боясь, что ткань порежет кожу. Она была совсем худая, ключицы выпирали, грудь – едва заметная, детская, только соски потемневшие, почти мужские. На животе и бёдрах – бледные полоски старых шрамов и родинок, а на спине, чуть выше лопатки, – татуировка: стрелка, направленная к шее.

Он не показывал ни удивления, ни интереса – просто попросил надеть самые яркие серьги и три цепочки с подвесками. Потом – встать на цыпочки, вытянуть руки к свету.

– Ты похожа на балерину, – сказал он, – но настоящую. Как будто только что сорвалась с репетиции.

– Может, я и правда сорвана, – фыркнула Лиза.

Камера снова ожила, и теперь её движения стали точнее, пластичнее: она то закрывала грудь руками, то – наоборот – показывала шею, то заворачивалась в тонкий шарф, но делала это так, что всё выглядело не как пошлость, а как борьба с самим собой.

Постепенно её глаза перестали бегать, а дыхание стало ровным. Она даже улыбнулась – не из вежливости,