Посмотрев через зеркало на раздраженных водителей, выстроившихся в единый гудящий ряд за его БМВ, Миддлтон бросил взгляд на зеленый свет и свернул на Рузвельт-роуд к офису ФБР.

Утром ему так и не удалось избежать разговора с Лео о пережитом прошлой ночью. От допроса с пристрастием его спасла исключительно нехватка времени на сборы перед работой. Адам пересказал Холдену основные события, включая план Билли и то, что ей удалось подслушать разговор про Андерсона, и не упомянул только о ее костюме. Но поверил ли Холден, что это вся информация, еще вопрос. Про блестки на толстовке Адама он так и не забыл.

– С этой девушкой ты однозначно не соскучишься, – резюмирует Лео, к утру став вполне миролюбивым человеком. – У меня только один вопрос: почему Билли позвонила тебе, а не своему жениху?

Это ставило в тупик и самого Адама. Как и слова Билли о доверии. На какой тогда орбите в ее системе ценностей вращается Розенберг?

Остановив БМВ на подземной парковке, Миддлтон заглушил двигатель и прислушался к окружающей тишине. Соблазнительно-обволакивающий покой недвусмысленно манил задержаться в машине на пару-тройку часов, чтобы как следует выспаться, но… Не сегодня.

Почти с раздражением схватив телефон, Адам потянулся к дверце и, взглянув на соседнее сиденье, замер, опасаясь спугнуть первый по-настоящему приятный голос из своих воспоминаний.

«Торжественно обещаю не ввязываться в неприятности, хотя мы оба понимаем, что все будет иначе».

Не стерев улыбку с лица, Миддлтон покинул машину и направился к лифту. Каждый шаг отдавался в его голове громким эхом, заглушая вопросы вроде «Каким образом эгоцентричный выскочка Дэн-мать-его-Розенберг заполучил Билли?» или «Что она вообще нашла в этом пустоголовом попугае?».

Нет, правда, как все может быть настолько нелогично и несправедливо?

Вздох.

Кабина лифта открылась с тихим звоном.

«Серьезно, завязывай с глупостями и лучше сосредоточься на работе. Тебе убийцу нужно найти, а не забивать голову секретами личной жизни Розенберга. Вот и займись этим».

Но, похоже, он все-таки успел призвать черта из табакерки.

– Доброе утро, агент Миддлтон, – поприветствовал Адама охранник на проходной в вестибюле. – К вам посетитель.

Адам резко остановился.

– Посетитель?

Информатор? Свидетель? Кто-нибудь из потерпевших? Билли?

– Какой-то нагловатый тип в дорогом костюме. – Охранник нахмурился, – у него еще лицо такое знакомое… но имени своего не назвал. Он ждет вон там, у входа.

«Нагловатый тип в дорогом костюме? Интересно».

Вряд ли это кто-нибудь из информаторов – те обычно одеваются проще и не рискуют заявляться в самое сердце ненавистной им структуры.

– Спасибо, – кивнул Миддлтон и направился к незваному гостю.

«Посмотрим, кто там такой смелый. Вернее, нагловатый».

На ходу поправив узел темно-зеленого галстука, Адам быстро проверил входящие сообщения в телефоне. Но, как только увидел, кто дожидается его у дверей, остановился на несколько секунд, резко выдохнув: «Да вы издеваетесь».

Гордая осанка, шлейф нишевого парфюма и ни с чем не сравнимый вид полного доминирования над всем и вся – да это же чертов Дэниел Розенберг собственной персоной. Либо это какой-то розыгрыш, либо очень хреновый поворот вчерашней истории.

Заметив Адама, Дэн расцвел в еще более самодовольной усмешке и махнул ему, привлекая дополнительное внимание, словно одного его присутствия было недостаточно.

– Агент Миддлтон!

Прекрасно. Теперь еще и это.

«Чтоб тебя».

Адам нехотя направился к репортеру. Неужели тот все-таки узнал о том, что произошло вчера ночью, и приехал закатить концерт у всех на глазах? От этого павлина можно ожидать вещей и похуже.

Вот только между Адамом и Билли ничего не было, а этот самоназванный Пэрри Уайт[34] пусть вообще скажет спасибо, что его невеста вернулась домой в целости и сохранности. А если он приехал по какому-то конкретному делу или расследованию, то Миддлтон не уполномочен с ним разговаривать.

Ощущение вылитого ведра ледяной воды на голову усиливалось с каждым новым шагом – казалось, будто вода все льется и льется, а лед больно бьет Адама по голове, и этому нет ни конца, ни края.

– Мистер Розенберг, мне сказали, вы хотели меня видеть.

– Все верно, агент Миддлтон. – Дэн расплылся в белозубой улыбке.

Даже без приветственного рукопожатия Адам не мог не заметить помолвочное кольцо на его пальце. Странно, что на нем нет бриллианта размером с кокос, свет которого будет виден из другой галактики. Хотя с Розенбергом непросто конкурировать: в лучах его самолюбования затеряется и островной маяк. Но куда любопытнее, что у Билли такого же кольца Адам не заметил: ни вчера, что можно объяснить работой под прикрытием, ни во время допроса по той же вероятной причине, ни при их первой встрече в Остине. Или она снимает кольцо, когда выезжает на каждое дело? Что ж, в этом есть своя логика. Неприятная, но все же понятная.

Несмотря на разворачивающиеся внутри военные действия, внешне Миддлтон выглядел абсолютно спокойным: профессиональный опыт приучил его вести разговор исключительно в деловом стиле, и не важно, с каким собеседником.

– Так какое важное дело привело вас с утра пораньше в здание ФБР? – поинтересовался Адам. – И в частности ко мне?

– Уверен, – Розенберг по-прежнему исходил самолюбованием, – вы догадываетесь, почему я здесь.

Для убедительности Дэн приподнял брови и крайне многозначительно посмотрел на Адама. Но тот остался невозмутимым: если мистер журналист хочет поиграть в шоу «Интуиция», ему придется делать это в гордом одиночестве.

В некотором смысле его способность добывать из людей информацию и усердие заслуживали уважения, и при другом раскладе Розенберг мог бы стать неплохим оппонентом в словесной баталии. Но Адам не испытывал никакого желания принимать участие в спорах – особенно с этим человеком и тем более сейчас.

– Мистер Розенберг, если вы не сообщите цель своего визита, я буду вынужден оставить вас. Дела не ждут.

– Бросьте, агент Миддлтон, вам все прекрасно известно, – прищурился Дэн. – До меня дошла очень интересная информация, и я уверен, что с вашей стороны неправильно держать ее в тайне. То, что вы делаете, нечестно по отношению к другим.

«Да что ты говоришь!» – хмыкнул про себя Адам, но промолчал. Наверное, он поспешил с выводами об уважении к методам репортера.

Еще несколько секунд Розенберг сверлил Миддлтона изучающим взглядом, словно тот был объектом его исследования на маленьком стеклышке лабораторного микроскопа. И неожиданно вокруг стало очень тихо, как перед надвигающейся