Удивительно, но к ночи даже самые едкие комментаторы притихли: интернет, насытившись тёмным хлебом чёрного юмора, потерял интерес. Поэтому, когда на следующий день в городском паблике появилась новость о том, что злосчастная «Нива», сбившая Софью, найдена в лесопосадке, никто особенно не удивился.

Оказалось, «Ниву» отыскали почти сразу: заметили в нескольких километрах от города – на просёлочной дороге вдоль лесополосы, где месяц назад повесился охотник; теперь и это место вошло в местную криминальную хронику. Автомобиль стоял неровно, колесо в канаве, капот смят, на стекле – пятна, которые издалека походили на кровь или, на худой конец, на кетчуп. Разумеется, никто из водителей не задержался, чтобы выяснять подробности: в Ситцеве со времён Союза действует железное правило – увидел странное, делай вид, что не заметил. Поэтому только к полудню следующего дня машину кто-то сфотографировал, переслал участковому, а тот вызвал экипаж.

Когда полицейские добрались до машины, первым делом выяснили, что всё ценное исчезло – разве что магнитола; и та примотана изолентой, будто хозяин в последний момент спохватился о её безопасности. В бардачке – смятый чек из «Пятёрочки» и пачка жвачки со вкусом лесных ягод. Следов алкоголя – никаких, если не считать пары пустых бутылок под сиденьем. Ключ брошен прямо на коврик, рядом с дешёвой зажигалкой. В салоне пахло так, словно здесь ночевал бездомный кот, хотя всё указывало: после аварии в машине никто не задерживался – виновник бежал пешком, оставив двери распахнутыми, как в кино о плохих парнях.

Проверили номер – и выяснили: «Нива» угнана у местного жителя Петра Николаевича Шкабарина, живущего на окраине.

Шкабарина вызвали в участок сразу. Он явился немедленно – в резиновых сапогах, с лицом человека, не спавшего двое суток. Обругал неизвестного угонщика всеми словами, что помнил со службы, и с трудом поверил, что его машину использовали для наезда на дочь уважаемого человека. Участковый, поглаживая живот, долго допытывался, есть ли у Петра Николаевича враги или хотя бы завистники, но тот лишь бурчал и мотал головой: судя по всему, его больше всего заботило, как выправить вмятины и не отдать за ремонт половину пенсии.

Новость о найденной машине вышла в топ городских пабликов, и вскоре весь Ситцев судачил об одном: кто мог на такое решиться? Местные «аналитики» предполагали то местную шпану, то иногородних гастролёров, которых в последнее время в городе развелось больше, чем вороватых депутатов. А версия о мести кому-то из семьи Петровых особой популярностью пользовалась у мам в родительских чатах: строили конспирологические схемы, пересылали скриншоты и с жаром обсуждали, не связан ли наезд с недавним конфликтом вокруг школьной реформы. Некоторые вспоминали и старую историю, как Маргарита Ивановна якобы подставила кого-то при повышении: «теперь, мол, вот и ответка».

Оперативники провели рейд по гаражам и дворам, но ни зацепок, ни свидетелей не нашли – разве что соседская бабушка уверяла, будто ночью слышала «гудёж и хлопанье дверей», а потом «матюки такие, что у меня герань в горшке завяла». Следствие застопорилось: версия о случайности выглядела всё убедительнее, а цепляться было не за что. Софья получила ещё одно упоминание в городских новостях и вскоре исчезла из обсуждений: у Ситцева всегда находились дела позабористей.

В полумраке гаражного кооператива на окраине, где пахло соляркой, холодом и давними страхами, Григорий занял дальний угол, будто сам стал одной из теней на почерневших стенах. Он не нервничал: спокойствие было охотничьим – ловушки расставлены, зверь уже шагнул в петлю.

Мужик, с которым он говорил, был деревенского склада: лицо порезано морщинами, нос когда-то ломали, пальцы – как короткие батоны, местами сросшиеся после неуклюжего самолечения. На нём – кожанка из девяностых, на шее – крестик, на лбу – капли пота, которые он не вытирал. Пока Гриша говорил, тип косился на вход, будто считал: за такими сделками расплата приходит быстро.

– Сколько тебе нужно? – ровно спросил Григорий.

Мужик скосил глаза, покашлял – то ли от волнения, то ли чтобы потянуть паузу.

– Как договаривались, – буркнул он наконец, – только без фокусов.

Григорий молча извлёк из внутреннего кармана толстую пачку, обмотанную резинкой. Движение было деловым, почти медицинским: ни намёка на жадность или опаску. Он передал купюры медленно, с едва заметной усмешкой; лицо собеседника оставалось натянутым, как струна. Тот схватил деньги, перехватил взгляд Григория, смутился, спрятал пачку в карман.

– Благодарю за труд, – сказал Григорий. – Всё выполнено безупречно.

В гараже повисла пауза. С улицы тянуло гулом машин и приглушёнными детскими криками, а внутри слышно было лишь, как с потолка капает вода: кап, кап, кап – будто кто-то отсчитывал деньги обратно. Мужик переступил с ноги на ногу, сглотнул, наклонился ближе: запах перегара и дешёвого одеколона смешался в тяжёлый дух.

– Если вдруг понадобится ещё кто-то… – он провёл ребром ладони по горлу. – Или под колёса, как ту. Я готов. Только позвоните.

– Конечно, – кивнул Григорий. – Я стараюсь работать с профессионалами.

Он повернулся к выходу; в проёме дрогнул свет фар и на секунду ослепил их обоих. Мужик сжал кулак – не от злости, а чтобы проверить: деньги у него. Гриша, наоборот, расслабился: дело улажено, дальше события распутаются сами.

С утра всё вокруг липло: за окном кафе воздух стоял густой и матовый, будто в атмосферу перелили старую подсолнечную смолу. Мимо витрины раз за разом шли автобусы с рекламой строймагазинов и тату-салонов. Каждый проход оставлял порцию выхлопа, смешивавшуюся с ароматом растворимого кофе, засахаренного рулета и комара, барахтающегося в жёлтом сиропе на подоконнике.

Гриша пришёл первым: предпочитал занимать позицию заранее, чтобы видеть, кто войдёт, и понять, не тянется ли за гостем чёрная петля. Кафе из тех мест, где чай подают в гранёных стаканах, а бумажные салфетки хранят воспоминаний больше, чем полки городского архива. Он выбрал столик у стены, под выцветшей фотографией довоенного Ситцева, где ещё не было ни «Петрова», ни фабрики резки стекла – только хлипкие сарайчики да пыльные огороды. В этот час, кроме Гриши и двух бодрых пенсионерок в клетчатых фартуках, в зале никого. Бариста в углу смотрел футбол на телефоне, делая вид, что протирает чайные ложки.

Вера вошла без предупреждения и без нарочитости: джинсы с рваными коленями, серое худи, волосы стянуты в тугой хвост. Она не оглядывалась, но сразу нашла