Татьяна убрала бутылку под стол.

— Потому что моя фамилия Пасквалева, — медленно проговорила она. — А Паскаль — это кличка моего брата.

— Так вот кто такой Гена, который был другом моего Мишки, — протянула Диана. — А я и не знала, что вы родственники.

— У них были свои дела, в которые я не вмешивалась.

— Вы его родная сестра? — на всякий случай уточнил Гойда.

— Роднее некуда. Младшая. Я бы хотела взглянуть на записку, можно?

Гуров открыл фотографию записки в телефоне и показал Татьяне. Она нахмурилась еще больше.

— Почерк вроде бы его. Но я так давно не виделась с Мишкой, что сейчас не могу утверждать точно. Ди, посмотри, это же его почерк?

Диана всмотрелась в фотографию.

— Я тоже плохо помню, — призналась она. — Ну откуда? Он мне любовные записки под подушкой не оставлял. Кажется, почерк похож. Нет, серьезно. Я действительно не обращала на это внимание.

— Так, давайте разбираться, — сказал Гуров. — Татьяна, почему Михаил упомянул в записке ваше имя и имя вашего брата? Про название кафе я уже понял — скорее всего, Михаил хотел таким образом направить меня к вам. А с остальным что делать?

Посетительницы заказали еще по пивку. Татьяна отнесла им поллитровые кружки и поставила перед ними тарелку с сухариками.

— Чесночные. За счет заведения, — объяснила она. — Ко мне проверка пришла, девочки. Надеюсь на понимание.

— О, мы не будем отвлекать, не будем, — радостно пообещали дамы.

Татьяна вернулась в бар.

— Надо было вам, наверное, сразу сказать. Брата нет в живых. Умер неделю назад.

— Что с ним случилось? — спросил Гуров.

— Последние полгода он провел в хосписе.

— Наши соболезнования.

— Спасибо. У меня больше никого не осталось.

Она резко отвернулась и занялась кофемашиной.

— Если хотите курить, то можете делать это здесь, — бросила она через плечо. — Здесь хорошая вентиляция, а сегодня последний день работы кафе. Поэтому выполняются все желания клиентов. Ну, знаете, чтобы они вспоминали это место добрым словом.

Перед Гуровым и Гойдой Татьяна поставила по чашечке эспрессо, а Диане подала вишневый сок.

— Ты всегда его заказывала, — добавила она. — И каждый раз просила разбавить водой, потому что сок слишком сладкий.

— Ты и это запомнила, — с благодарностью улыбнулась Диана.

— Да уж, — протянула Татьяна, медленно обводя взглядом зал. — Какие были времена… Вы спросили, почему Мишка привел вас ко мне? Не ко мне, мои хорошие, а к моему брату. Я должна вам кое-что рассказать. То, что Гена просил передать вам. Его чистосердечное признание, если желаете. — Татьяна посмотрела на Гурова. — В том, что Мишка попал в тюрьму, был виноват именно мой брат. Он себе не мог этого простить всю свою жизнь. Генка, вообще-то, имел неплохие перспективы с самого детства. Я младше на шесть лет, но помню, что он постоянно был впереди остальных. Его посылали от школы на различные олимпиады, его дневник лопался от пятерок по каждому предмету, он постоянно приносил домой медали, грамоты и прочую фигню. Родители им гордились, ставили его в пример, а я… Я ненавидела его пятерки. Однажды даже порвала его дневник. Да, я сделала это нарочно. Позже я поняла, что мой брат не совсем придурок, а я не настолько уж плохая, какой меня пытались выставить папа и мама. А с братом мы позже стали дружить. Ну хватит про детство, оно все-таки было обычным, со своей завистью и своими радостями.

После школы Генка, разумеется, с лету поступил в МГУ, на физмат. Вот прям легко и просто. Родители от счастья чуть штаны не обмочили, но они не знали о том, о чем знала я. Иногда я заставала его с кем-то из друзей, они стояли на улице недалеко от дома, и люди, с которыми он разговаривал, были гораздо старше его. Причем друзей-сверстников я никогда рядом с ним не видела. Чувствовалось, что те его взрослые знакомые на самом деле нехорошие люди. Они подозрительно выглядели. Что им было нужно от парня, который только что закончил школу? Что связывало Генку с ними?

Само собой, скоро я нашла ответ. Однажды я заглянула в комнату брата в поисках какой-то книги. Нам задали в школе что-то прочитать, а у нас дома была обширная библиотека, но нужные книги приходилось искать по всей квартире, потому что родители распределили их по своей системе. У брата в комнате был шкаф с иностранной литературой, в гостиной на полках стояла фантастика, а у меня русская классика. И если кто-то искал что-то определенное, то без зазрения совести заходил в чужие комнаты, чтобы покопаться в книжном шкафу.

Книгу я нашла. Теперь уже не помню, как она называлась. Нашла сразу и тут же уселась на кровать брата, чтобы полистать эту книгу. Потом прилегла и задремала. Во сне я уронила книгу на пол, проснулась и наклонилась, чтобы ее взять. Черт меня дернул заглянуть под кровать. Там стояла спортивная сумка, но это была не сумка брата. Его сумка, с которой он ходил на тренировки, всегда была на виду, под окном, как и в тот раз. А чья тогда пряталась под кроватью? Ну я и полезла. Достала, расстегнула молнию и увидела много денег. Это были доллары. Настоящие. Некоторые выглядели довольно потрепанно, были смяты, но попадались и новенькие. И я, недолго думая, сперла одну купюру в сто баксов. Выбрала самую грязную. Подумала, что он не заметит, но, как вы понимаете, я очень ошиблась.

Вечером он пришел ко мне и в лоб спросил про сумку. У него в тот момент такое страшное лицо было, что я чуть не обделалась на месте и, конечно, призналась. Тут же вернула деньги. А зачем взяла, я объяснить не смогла. Я ведь знала, что доллары не примут в магазине, что я себе ничего на них не куплю. Но, держа их в руках, я почувствовала себя богатым человеком. Будто бы у меня было что-то такое, чего у других никогда не будет. Наверное, в глубине своей глупой детской душонки я представила, что покажу деньги кому-то в школе. Похвастаюсь и молча уйду, оставив всех в изумлении. Типа, я взрослая и таинственная. Ну дура малолетняя была, вообще без башки. И вот Генка тогда, мне кажется, все и понял обо мне. Просек, что я глупая, но ни разу не хитрая. Что не хотела ему как-то навредить, а просто еще не выросла. Он объяснил, что эти деньги — не