отлично готовить и проводить специальные операции, умеет готовить бойцов. Но в отношении людей, которые не являются врагами по определению, в обстановке гражданской реальной жизни он другой. Вы не поверите, но и такие люди, как мы с Игорем, тоже умеем любить и сострадать. То, что у него не получилась семейная жизнь, неприятно, но не смертельно. К Любе у него мало что осталось. Пожалуй, главное то, что она для него — мать его ребенка. А вот дочь Игорь любит больше всего на свете. Может, я наврежу другу, говоря о нем именно так, но не хочу врать. Игорь не дурак, он же понимает, какое горе принесет дочери, убив ее отчима, к которому она так привязалась. Он элементарно принесет этим горе в семью. И этим дочь не вернешь, не завоюешь ее детского сердца. А если когда-то кто-то узнает о том, что горе принес он лично? Ведь не будет ему прощения ни на этом, ни на том свете. Кто на это решится?
— Лирика, — вздохнул Крячко, — а нам все равно, как бы это ни звучало красиво, придется проверять ваше алиби с Огольцовым. Но вы скажите нам о другом. С какого перепугу вы полезли выручать старого друга? Ведь вы же знаете, что у нас пока нет ничего на него? А драка — это ведь пустое. Она может не иметь отношения к убийству Загороднева. Давайте уж до конца честно, не будем темнить. Чем честнее вы с нами, тем быстрее мы доберемся до истины, не теряя время на пустые версии.
Муромцев поднял голову и посмотрел в глаза полковникам, что-то напряженно снова прикидывая в голове. Было видно, что спецназовца одолевают сомнения и он никак не может решиться на что-то.
— Короче, так, — заговорил Муромцев. — Огольцов вляпался в нехорошее дело. И ему спецназовская подготовка не поможет, если… короче, я пытаюсь его вытащить, уладить все. Я обещал, что полиция не станет копать в этом деле и все уляжется.
— Кому обещал? — уставился на него Гуров. — Во что ваш друг вляпался? Ну-ка, давайте подробно и без всяких там загадок. Тоже мне, разыгрываете «тайны бургундского двора»! Что произошло на самом деле возле этого кафе «Каштан», черт бы его подрал?
— Что там произошло и как было все на самом деле, спросить лучше Игоря, — поморщился Муромцев.
— Он молчит, — отрезал Лев. — Дальше! Что и как узнали вы?
— Молчит, конечно, — проворчал спецназовец. — Я потом расспрашивал там, в кафе, работников, таксистов. Кто что видел, как началось. Подробно никто не смог рассказать. Или не хотел, а может, я не нашел тех, кто все видел. Версия одна: Игорь вступился за девку, к которой приставали пьяные или обдолбанные парни, и накостылял им по первое число. А потом выяснилось, что кто-то из этих уродов связи имеет в уголовном мире. Обиделся, значит, решил достать Игоря. Боюсь, из принципа его «закажут» и прямо в камере удавят ночью. Мне намекнул один тип, что надо на местного авторитета выйти и порешать через него. Никому ведь война не нужна, а эти упыри по молодости и горячности могут дел натворить, а смотрящему потом ответ держать, почему допустил такое, зачем допустил чистку. Уголовный розыск, мол, тоже мстить умеет. Такой шмон наведут. Поэтому лучше все решить попроще, между своими.
— Час от часу не легче! — Крячко возмущенно хлопнул ладонью по крышке стола. — И что нам теперь делать? Вытаскивать вашего друга из этой переделки, чтобы он нам откровенно подтвердил, что непричастен к убийству Загороднева? Знаете, Муромцев, мы можем и так доказать его виновность или невиновность. Найти улики. В нашем законодательстве признание подозреваемого определяющей роли не играет. Главное — улики, доказательства его вины. Даже если человек сам признается, что совершил преступление, даже если сам явился и заявил об этом. Не нашли доказательств, не подтвердилось уликами, и все — не за что наказывать человека. Сказать все можно.
— Убьют его, — мрачно констатировал Муромцев. — А я так и не смог выйти на тех, кто мог бы приказать не трогать его. Нет у меня связей в криминальной среде.
— Ладно, черт с вами! — отрезал Гуров. — Но только не думайте, что мы вам одолжение делаем. Это, вообще-то, наш долг. Но вы все же, когда мы закончим спасать вашего друга, поможете нам разговорить его. Если он не виновен в смерти Загороднева, то пусть хотя бы серьезно подумает, кому мешал муж его бывшей жены. Он же все равно крутился какое-то время вокруг этой семьи. Могла жена что-то сказать мимоходом, мог он сам какой-то намек услышать.
Парни лежали в одной палате. Гуров решил, что пока это не важно: большой ценности в качестве свидетелей эти двое пострадавших в драке с Огольцовым не представляли. Пусть лежат вместе. Но если понадобится, несложно развести их и по разным палатам. И установить охрану, чтобы не общались друг с другом.
Пока Крячко разговаривал с лечащим врачом, Гуров и Букатов подошли к кроватям парней. Обоим было по двадцать пять лет, оба толком нигде не работали, обоих хорошо знал участковый. Любители пива, поорать ночью на лавке у подъезда, подраться с кем-то из чужаков. То, что Беглов и Сухарев еще не попали в колонию, говорило либо об их лени, неумении организовать серьезное доходное преступление, либо, наоборот, о тонком расчете, хитрости. Возможно, что оба просто еще не попадались на серьезном криминале.
Выглядели пострадавшие не очень хорошо. Гуров с уважением подумал о майоре Огольцове, который один сумел разогнать группу подвыпивших разгоряченных парней, а двоих даже уложить на больничную койку. Не сказать, что уж очень хилые и слабенькие эти двое. Высокие, худощавые. Не атлеты, но врезать как следует могут. У Беглова, того смуглого, который возле стены лежит, костяшки пальцев сбиты, но уже заживают. Значит, это он раньше дрался, причем крепко. Любитель подраться. А в этот раз ему лицо сильно попортили, ишь как перекосило. И ребра сломаны — грудная клетка перетянута. Видать, пропустил хороший удар ногой от Огольцова. А у второго, Сухарева, сломаны и рука, и нога, попался парень на грамотный прием спецназовца.
— Ну что, ребятки, поговорим? — произнес Лев, вставая возле спинки кровати Сухарева.
— Полиция, что ль? — сипло спросил Сухарев и отвел глаза, демонстративно разглядывая стену.
Беглов промычал что-то нечленораздельное, пошевелил вспухшими губами и стал смотреть на визитеров одним глазом. Второй заплыл и не открывался. Ясно. Никто из пострадавших не горит желанием давать показания и вообще говорить с полицией. Судя по тому, что парней бросили их дружки, если там вообще их дружки были, а еще по тому, что
