Меньше других трепал языком местный трактирщик, только важно надувал щёки и жевал свой длинный чёрный ус, когда речь заходила об обитательницах Домика на опушке. Но как-то раз, выпив лишнюю кружку крепкого местного сидра, трактирщик вдруг сказал, вытирая ладонью свои роскошные усы:

– А девчушка-то – копия младшенького сынка графского. Как из-под одной наседки вышли. Не зря мне их садовник сказывал…

Но что сказывал графский садовник, так никто и не узнал. Потому что трактирщик вдруг прихватил крепкими жёлтыми зубами свой левый ус и замолчал, так ничего толком и не объяснив. Потом, как его ни расспрашивали, как ни потчевали пивом и сидром, трактирщик был нем как могила.

Мадлен и Адель оказались настолько милы и обходительны, что даже деревенские кумушки, поначалу принявшие их весьма насторожённо, отмякли и стали довольно приветливы, хотя глубоко в душе по-прежнему считали Мадлен гордячкой и белоручкой. Да и к тому же Мадлен на чужих мужей не заглядывалась, держала себя строго и с достоинством. А Адель и вовсе многие из деревенских женщин хотели бы видеть невестой своих сыновей. Что и неудивительно. Девушка была скромна и вежлива, да и денежки у матери, судя по всему, водились, а значит, на приданное для дочки она бы не поскупилась.

Но местных кавалеров ни та, ни другая не привечали, смельчакам, решившим попытать счастья и посвататься к дочери или матери, было решительно, хоть и любезно отказано.

Деревенские парни, повздыхав, нашли себе девчонок посговорчивее, чем Адель. Которая не иначе как принца ждала на белом коне.

Лишь один из них остался верен златокудрой деве. Молодой быстроглазый охотник по имени Сильвен при любом удобном случае появлялся близ Домика на опушке. Был он стеснителен и неловок, поэтому, наверное, обычно близко к дому не подходил, предпочитал любоваться Адель издали. Но именно он первым заметил неладное…

***

Мадлен заметила красивого светловолосого юношу с пронзительными голубыми глазами почти сразу. Он был высок, строен, белозубо улыбчив и совсем не походил на местных парней.

Первый раз они встретились на деревенской ярмарке. Хотя позже Мадлен казалось, что она видела юношу и раньше. Только вот не могла она вспомнить – где. Может быть, на берегу лесного ручья в знойный полдень эти глаза смотрели на неё сквозь зелёное кружево ракитового куста? Или, может, именно его золотистый чуб мелькал под окном, когда кто-то тайно ставил ей на подоконник маленькие корзинки со спелой лесной земляникой? Или, может, она видела его во сне? Давным-давно, когда сама была такой же юной, как Адель, и умела мечтать?

Но именно тогда, на ярмарке, она впервые разглядела его как следует и сильно огорчилась. Можно сказать, расстроилась до глубины души. Юноша был очень молод, почти мальчик. На вид ему было лет восемнадцать-девятнадцать. Хотя по местным меркам это и немало уже. В деревне парни и девушки созревали рано. Да и старились быстро. Впрочем, и она сама родила дочь уже в шестнадцать лет. Она не была замужем за отцом Адель, но по-своему любила его. Кажется, и он её. Не слишком долго и не слишком сильно, но достаточно, чтобы им обоим не жалеть о случившемся.

Она вообще не привыкла раздумывать и переживать о том, что было. Просто не видела смысла горевать о том, чего уже не исправить. Надо радоваться тому, что имеешь. Уютному дому, красавице и умнице дочери, отменному здоровью. Но глядя на этого юношу, Мадлен первый раз в жизни почувствовала себя несчастной. Он был так красив, так свеж, гибок и быстр… И был похож на сильное молодое животное. Его яркие голубые глаза отливали странным магическим светом, переливаясь на солнце. Мадлен даже казалось, что иногда они светятся золотом. Это, конечно же, был обман, игра света и тени. Но как этот странный эффект завораживал!

А сама Мадлен… Её молодость и свежесть ушли. Возле глаз уже прорезались первые морщинки, пальцы не были так тонки и нежны, как раньше, а грудь хоть и была достаточно велика, но утратила прежнюю девичью упругость и несколько обвисла. Да и шея не так свежа, как пятнадцать лет назад.

Мадлен стояла обнажённой возле огромного, в полный ее рост, зеркала и с отвращением разглядывала себя. Да, для какого-нибудь вдовца в годах она была бы лакомым кусочком, но не для золотоволосого юноши, так и пышущего юностью, здоровьем и животной страстью.

Конечно же, такого молодого человека Мадлен не заинтересует, для него она слишком стара. В первый раз Мадлен позавидовала дочери. Ах, почему она не так юна, как Адель!

Следовало выбросить юнца из головы и жить дальше привычной, рутинной жизнью. Как прежде… От этих мыслей стало как-то особенно тоскливо на душе. Но это пройдёт…

На следующий день Мадлен вышла в их маленький садик и замерла от неожиданности. Возле калитки топтался тот самый мальчишка. В руках он держал свою куртку, свёрнутую кульком. Мадлен почувствовала, как её ладони стали влажными, а губы – сухими. Она вспыхнула как девчонка и тут же разозлилась сама на себя, а заодно и на незваного гостя. Чего ему надо? Она свела ровные брови на переносице и шагнула навстречу юноше. А он, только завидев её, расплылся в обаятельнейшей улыбке, которая сделала его мальчишечье лицо ещё моложе:

– Мадам! Я тут нашёл вот это… Он маленький и плачет. И подумал – не ваш ли он?

Юноша развернул куртку, и Мадлен увидела крохотного пушистого котёнка, который тут же жалобно замяукал, уморительно жмурясь от яркого солнца. Она протянула руку и коснулась кончиками пальцев мягкой серой шерсти. И сама не заметила, как сердитая складочка между бровей разгладилась, а губы сами собой растянулись в улыбке.

Через минуту они уже болтали, весело и непринуждённо, словно были знакомы целую вечность. Юношу звали Серж, и он жил со своей семьёй где-то в лесу. Сегодня он шёл из деревни, куда его отправила матушка за лекарством для своих больных коленей, и к домику Мадлен попал совершенно случайно! И нет, он не носил им ягод, мадам зря пытается обвинить его в том, чего он не делал! Но при этом улыбка его была такой плутовской, что Мадлен не сомневалась – мальчишка врёт и даже не пытается делать это правдоподобно.

Котёнка Мадлен забрала себе и назвала Жаном. А Серж с этого