Когда в столовой зримо сгустилась голубоватая табачная дымка, я присел на подоконник, уединившись там с Эвелин. Ее глаза сияли. Мы чокнулись бокалами.

– Кен, – произнесла она, приподняв одну бровь. – Я знаю, случившееся здесь ужасно, но я все равно ни за что бы не согласилась, чтобы все это произошло без меня. А ты? Но есть одна вещь… Г. М. назвал бы это чудовищной подлостью судьбы. Я имею в виду, что мы должны быть очень-очень осторожны, когда говорим.

– Говорим?

Она огляделась.

– Разве ты не понял, как все это работает? Стоит нам только объявить что-то нелепицей, посмеяться над чем-то и заявить, будто ничего такого просто не может случиться, – и нá тебе! Прежде чем опрометчивое слово слетает с твоих уст, невозможное каким-то чудом случается. Мы наблюдали такое и в Париже, и в дороге, и здесь. Помнишь, о чем мы говорили в твоей комнате незадолго до убийства Гаске? Ты еще припоминал старинные поверья о единорогах. Сказал, что, по преданию, единорог способен становиться невидимкой. И как раз тогда…

– Выпей лучше! – посоветовал я. – И не думай об этом. Ты говорила, у тебя есть какая-то теория на сей счет. Какая же?

– Подожди! Не думаю, что Рамсден чем-то с тобой поделился. Я права?

– Нет.

– Или что ты вспомнил еще какие-нибудь предания о единороге…

Я уставился на нее, и внезапно на память мне пришла самая подходящая из историй.

– Что ж… – протянул я. – Среди шотландцев бытует легенда – только не смейся, я не шучу, так оно и есть, – что единорога можно поймать лишь с помощью девственницы…

Эвелин широко раскрыла глаза.

– В самом деле? И что от нее требуется? – заинтересовалась моя напарница.

– Не знаю. «Но это, – заметил я с воодушевлением, – не самое главное». Гораздо любопытнее мораль, которую можно из этого извлечь. Серьезный человек мог бы торжествующе воскликнуть, что наконец-то найдена хоть сколько-нибудь веская причина для сохранения девственности. Но является ли это веской причиной? Не слабое ли это утешение для девушки – такой, как ты, например, – знать, что она способна заарканить единорога? Желание ловить единорогов возникает сравнительно редко, в то время как…

– Совершенно верно, – согласилась Эвелин и, казалось, что-то вспомнила. – Того, о чем я думаю, – внезапно добавила она, – не могло случиться. Да, этого просто не могло случиться! Не могло!

– Чего не могло случиться? – влез в наш разговор болван Миддлтон, к несчастью для меня подошедший с Эльзой в тот самый момент, когда на языке моем уже вертелось подходящее замечание. Я выругался про себя, но Эвелин невинно продолжила:

– Во всяком случае, именно сейчас. Мы говорили о единорогах. – Она посмотрела на Эльзу. – Теперь вам лучше?

– Я в полном порядке, спасибо, – произнесла та, раскрасневшаяся и улыбающаяся. – Я как раз нушталась в бокале шампанского. – Она бросила лучезарный взгляд на Миддлтона, который горделиво выпятил грудь. – Но Оуэн нес какую-то чушь…

– Вовсе нет! – возразил Миддлтон доверительно-яростным тоном.

Он осушил свой бокал, а потом, напустив на себя заговорщицкий вид, принес стул и сел. Довольная Эльза устроилась у него на колене, как кукла. Он наклонился к нам, словно желая поделиться секретами:

– Послушайте, Блейк, вы должны понять. Они говорили о расследовании, и я кое-что предложил сэру Генри Мерривейлу. Мы остались без связи, отрезанные от всего мира. Каждый настаивает, что он тот, за кого себя выдает, и нет никакой возможности проверить эти утверждения обычными полицейскими методами. Но если кого-то требуется сбить с толку, то это можно сделать с помощью прямого допроса. Итак, как его провести?

– Ну и как?

Миддлтон достал конверт, карандаш и начал записывать имена.

– Признаюсь, тут подобралась довольно пестрая компания из разных стран. Единственное, что требуется, – задавать друг другу перекрестные вопросы. Предположим, кто-то играет определенную роль. В свое время я немало об этом читал, и меня всегда поражало то, как ловят шпионов. В этих историях о спецслужбах для обличения подозрительной личности, которая, возможно, выдает себя за кого-то другого, допрос всегда проводят неожиданным образом. Шпион обычно прикидывается польским коммивояжером из Лиссабона, занятым продажей душистого мыла, или арабским шейхом, или кем-то еще в том же роде. Кстати, поразительно, каким количеством арабских диалектов эти ребята владеют в совершенстве. Мне так с трудом удается выдавить из себя какое-нибудь «Ou est la Madeleine?»[37]. Но как я уже говорил…

– Совершенно верно, – согласился я. – Тем не менее в реальной жизни мы всегда изображаем американцев. Говорим так, как американцы не изъясняются ни на небе, ни на земле, но это необходимо. Если бы мы не носили соломенные шляпы, не назывались каким-нибудь имечком, вроде Сайлас К. Энтуисл, и не начинали каждый разговор со слов «Эй, парень!», нам бы никто не поверил и дело кончилось бы расстрелом.

Миддлтон смерил меня задумчивым взглядом.

– Так вот в чем дело? – проговорил он. – Я полагаю, это согласуется с навязчивой идеей американцев, будто каждый англичанин оперирует фразами типа: «Отлично, старина!» или «Черт возьми, сэр, вы носите галстук старой школы?» В этом есть что-то странное. Образ комического англичанина был изобретен в Англии, чтобы, видя его на сцене, жители Туманного Альбиона потешались над ним от души, и для британцев он до сих пор остается чем-то чужеродным. Комический американец был изобретен в Америке. Но и тот и другой стали восприниматься как национальные типы, и потребуется много работы, дабы искоренить убеждение, будто эти образы соответствуют действительности. В любом случае возьмите в качестве примера тех, кто играет здесь определенные роли. Желая убедиться, что человек – тот, за кого он себя выдает, из него, как правило, стараются вытянуть все о нем самом, его деловых и семейных связях, о том, откуда он прибыл и куда собирается. Короче говоря, интересуются тем, что любой умный лжец затверживает заранее так, чтобы от зубов отскакивало. Согласны?

– В определенной степени. Но какие вопросы задали бы вы?

– О мелочах, вещах неважных, но наверняка известных тому, кем представляется тот, кого допрашивают. Я разговаривал с Хейвордом. Он родом из Ардмора, это в Мэйн-Лайн[38], недалеко от Филадельфии.

Так вот, нужно расспрашивать его не о семье или деловых связях, а о чем-нибудь вроде того, сколько стоит проезд на поезде от Брод-стрит до Ардмора или на какой остановке надо сходить, когда направляешься туда. Если человек запутается, он лжец. Я, естественно, не утверждаю, что Хейворд – обманщик.