– Идея замечательная, – признал я, – однако сработает она лишь при условии, что вы в состоянии проверить ответы. Но что, если вы не располагаете нужной информацией?

– Думаю, попытаться все-таки стоило бы. В любом случае это единственный возможный способ… Черт возьми, иначе мы все будем выглядеть бандой мошенников, истории которых никуда не годятся. Вот что произойдет. Возьмем, к примеру, Эльзу! Или меня…

Эльза испуганно огляделась и заявила, что ее приплетать сюда не нужно.

– Нет, послушайте! Я не имел в виду ничего дурного. Я привел ее лишь для примера. Хотите верьте – хотите нет, но я даже не знаю имени ее мужа. Предположим, меня спросили бы об этом, а я не смог бы ответить? – Он нахмурился. – Кстати, Эльза, как зовут твоего мужа? Того последнего, за которым ты была замужем три месяца?

Эльза, которая, похоже, уже исчерпала спасительное действие шампанского, казалось, пришла в ужас.

– Ты не дольшен думать о таких весчах! – воскликнула она. – Надо мной всегда смеются, когда я произношу его. Оно такое трудное. Ты думаешь, это нушно? Я могла бы написать его, да?

– Хорошо, напиши, – согласился Миддлтон, протянув ей карандаш и конверт. – Конечно, – обратился он ко мне, – это не очень важно, но вы понимаете, к чему я клоню? Это выглядело бы своего рода странностью, и у нас обоих возникли бы неприятности. Тогда…

Он замолчал, бросив беглый взгляд на фамилию, которую она написала, а затем уставился на нее. По всей видимости, надпись на конверте заключала нечто совершенно невероятное. Миддлтон перевел вопросительный взгляд на Эльзу, которая кивнула, а затем медленно поднялся на ноги.

– О боже мой… – произнес он.

– В чем дело?

– Зовите вашего Г. M., – проговорил он тихим голосом. – Мы нашли самозванца.

Прежде чем я успел взглянуть на конверт, мы быстро, но без суеты направились туда, где у камина Г. М. беседовал с Эбером.

– Не хочу, чтобы вы посчитали меня безумцем, сэр, – сказал Миддлтон, – но давайте поищем место, где можно поговорить с глазу на глаз. Теперь я располагаю кое-какими сведениями, которые не вызывают сомнений.

Г. М. знал, когда не следует задавать вопросов. Слова Миддлтона остались неуслышанными за шумом общих разговоров в комнате. Г. М. только сонно кивнул, посмотрев на сигару в своей руке, и последовал за нами в холл. Мы двинулись в гостиную, где Миддлтон изложил то, что я уже знал.

– Муж Эльзы, – продолжил он, – сейчас находится в Монте-Карло. Возможность случайного совпадения исключается. Кто-то позаимствовал его имя, но этот человек настолько не похож на супруга Эльзы, что она не связала его с тем, чье имя произнесли сегодня вечером. Ее французский настолько плох, что она даже не может на слух определить, правильно ли произнесено это имя или нет. Однако у нее возникли кое-какие подозрения. Она попросила этого человека повторить, как его зовут, но он не ответил. Она испытала настоящий шок. Вот имя, которое она написала, – произнес Миддлтон, протягивая конверт, – Рауль Серанн, граф д’Андрие.

Установилась долгая тишина, мы слышали, как потрескивает огонь в камине. Под окнами все еще звучал угрюмый шум воды, но дождь почти утих, и безмолвие, повисшее в сырой обветшалой комнате, вызывало желание оглянуться через плечо.

– И как вам это? – хрипло спросил Миддлтон.

Г. М. кивнул каким-то собственным мыслям, подошел к камину и с трудом опустился в стоящее рядом кресло, где и остался сидеть, уставившись на кончик сигары.

– Ну да, – произнес он наконец, – что-то подобное я и предполагал.

– Вы знали об этом, и все же?..

– Говорите тише! И полегче на поворотах! – проворчал Г. М. Все еще сохраняя каменное лицо, он выпустил колечко дыма и наблюдал, как оно плывет по воздуху. Казалось, он пытался отыскать в нем подсказку или намек. – Хм, да. Полагаю, лучше всего будет кое-что прояснить. Я понял, что граф он фальшивый уже минуты через три после того, как мы оказались в замке. Слишком уж все тут было неправильно, отсутствовало ощущение подлинности этого пространства, индивидуальности, признаков того, что здесь живут. Замок выглядел пустой оболочкой… Возможно, следовало бы сказать «театральной декорацией». Фоном для тщательно продуманного, трескучего и безумно глупого фарса, разыгранного человеком, помешанным на зрелищах. Только мы не можем разоблачить д’Андрие.

– Не можем разоблачить? Но почему?

– Потому что он и есть настоящий Гастон Гаске, – пояснил Г. М., кивая, и выпустил еще одно кольцо дыма. – И это его шоу.

Миддлтон, порядком озадаченный, нащупал позади себя стул. Я нашел еще один для себя. Точка опоры потребовалась нам обоим. Г. М., как и прежде, сидел, наклоняясь вперед, к огню. Отблески пламени играли на его блестящей лысине и вспыхивали в насмешливых глазках, когда он повернулся к нам.

– Похоже, теперь уже вы лишились ума? – спросил я после паузы. – Гаске? Но вы же сами сказали, что бедняга, которого убили…

Г. М. кивнул:

– Верно. Дело в том, однако, что он был Гаске не больше, чем я… Кен, – задумчиво произнес он, – ты должен доверять мне, даже если я кажусь безнадежным глупцом и ты считаешь, что мне самое место в психушке. У меня есть для этого свои причины. Просто поверь, что, когда я сказал ему: «Вы Гаске, не так ли?» – мне было доподлинно известно: это ложь, но я молился, чтобы у него хватило ума понять, к чему я клоню, и с этим согласиться. Он справился. Ума ему хватило. Это был единственный шанс добиться того, что я тогда полагал единственно правильным и в чем теперь уверился. Да поможет мне Бог, все так и случилось! Но Фламан… что ж, ребята, теперь я меньше всего склонен недооценивать Фламана.

– И вы, – пробормотал я, – позволили этому человеку погибнуть…

Г. М. вскинул голову:

– Позволил ему погибнуть?! – взревел он. – Да-да, знаю. Это больно. Поверите ли вы мне, если я скажу, что вероятность подобного исхода не превышала и одной миллионной, что для него самым безопасным прикрытием была личина Гаске? Я пытался дать ему то, чего он хотел. Все шло как надо. Но Фламан, гори он в аду! – Г. М. постучал себя кулаками по вискам. – Простая правда случившегося заключается в том, что Фламан оказался слишком умен для нас обоих.

– Но кто, черт возьми, был этот парень, если не Гаске? И кто… Так вы говорите, д’Андрие на самом деле Гаске?

– Да. И все, чему