– О боже, да, – сказала Моника. – Тысячи раз, – добавила она невольно.

– Правда?

– О боже, да.

– Но где?

– Дома, конечно, – сказала Моника.

Тот факт, что фотография каноника Стэнтона не выпрыгнула в этот момент из выдвижного ящика стола Моники, можно объяснить скорее неумолимостью закона всемирного тяготения, чем ущербом, нанесенным отвлеченной истине.

Однако Моника была сама не своя: как бы ей ни импонировала мисс Флёр, ей хотелось, чтобы последняя ушла. Ее разум был без остатка занят анонимными письмами. И все же, как это ни удивительно, казалось, что Фрэнсис Флёр испытывает не меньшее беспокойство, чем Моника. Нога мисс Флёр в изящной туфельке тихо застучала по полу. Она продолжала поглядывать на часы у себя на запястье.

– Да что вы? – произнесла она. – Что это, интересно, за место? Это вблизи Уотфорда?

– Да, верно. Ист-Ройстед, графство Хартфордшир. Вблизи Уотфорда.

– Вот как? Знаете, у меня есть кузены… – Мисс Флёр усмехнулась и, почти не меняя тона, произнесла: – Разве вы сегодня не идете на ужин, мисс Пар… Тилли, я имею в виду?

– На ужин? – переспросила Тилли. – Конечно. Но позже. Еще и шести нет.

– Четверть седьмого, по-моему, – поправила ее Моника.

– Боже-боже, неужели так поздно? Мне и самой пора бежать. – Фрэнсис Флёр всколыхнулась, но с кушетки не встала. – Я просто заскочила, чтобы убить время. В конце концов, я не должна мешать вам работать. Э-э-э… у вас ведь есть чем заняться, не так ли, мисс… Тилли?

– Уже нет, – ответила Тилли. – Вы же говорите, что мне только что указали на дверь. Так зачем же мне работать? Хо-хо-хо!

На этот раз их гостья поднялась с полуулыбкой. Ее голос прозвучал с той нарочитой приторной интонацией, которую она включала в начале своих любовных сцен.

– Я говорила, что у меня два сообщения для Моники, – заметила она. – Я прошу прощения, но не будете ли вы против того, чтобы оставить нас наедине, пока я передам ей второе из них?

Переход был таким неожиданным, что Тилли уставилась на нее в растерянности.

– Намек понят, – медленно проговорила она. – Намеки я улавливаю, знаете ли, но только если они не тонкие – иначе я пропускаю их мимо ушей. Но понимать их я понимаю.

– Я вам очень благодарна.

– Боже упаси… – начала Тилли.

До сих пор обуревавшие ее эмоции не были столь очевидными. Тилли направилась к своему кабинету неторопливым, тяжеловесным и степенным нешироким шагом. Тем не менее, переступив через порог и одарив их долгим взглядом, она захлопнула дверь с таким грохотом, который наверняка можно было услышать в главном здании на верху холма и от которого, не будь бывший господский дом таким прочным, с потолка точно посыпалась бы штукатурка.

– Послушайте, – быстро заговорила Фрэнсис Флёр, чей тон вновь в мгновение ока изменился. – Второе сообщение – от Билла Картрайта. Он едет сюда на такси.

– На такси?

– Да. Он был в городе. Он позвонил мне в приемную Тома и сказал, что я единственная, кому он может доверять. Он заставил меня пообещать не рассказывать Тому или Ховарду, но, они, конечно, все у меня выпытали.

Мисс Флёр скривилась.

– Так вот, Билл просил вам передать… он говорит, чтобы вы… Эта женщина подслушивает под дверью, – неожиданно добавила она.

Дверная ручка дернулась. Моника была готова поклясться, что Тилли вот-вот распахнет дверь, шагнет в кабинет и станет отрицать, что подслушивает.

Мисс Флёр встала с кушетки и бесшумно приблизилась по покрытому линолеумом кирпичному полу к письменному столу. Стоя спиной к Монике, она положила одну руку на столешницу, а вторую на шкатулку для швейных принадлежностей: ее покрашенные красным лаком ногти слились с красной кожей, из которой была изготовлена шкатулка. Она смотрела на дверь. Туда же был направлен и взгляд Моники. Однако больше никаких явных намеков на то, что снаружи что-то происходит, не было.

Потом мисс Флёр обернулась в ореоле света, делавшем голубую материю ее костюма еще ярче, а чернобурку еще серебристее. Мягкой поступью она подошла к Монике, взяла ее за руку и усадила на кушетку.

– Послушайте, Моника, – обратилась она к девушке, которая все еще испытывала легкий трепет оттого, что Фрэнсис Флёр называет ее по имени. – Билл передал, что, если вы вернетесь сюда, когда будет смеркаться, вам ни в коем случае нельзя делать попыток добраться до дому. Тсс!

– Да?

– Он сказал, что вам ни в коем случае нельзя покидать это здание или этот кабинет, до тех пор пока он не окажется здесь. Он сказал, что позвонит смотрителю, О’Брайену, или как его там, и попросит его прийти сюда и посидеть с вами, пока он – я имею в виду Билла – сам сюда не доберется.

– Но…

– Тсс! А самое главное, – мисс Флёр наклонилась поближе к Монике и перешла на шепот, – он сказал: что бы вы ни делали, вам нельзя ни на минуту оставаться наедине… – она многозначительно покосилась на дверь, – с этой женщиной. Понимаете?

– Даже не знаю…

Мисс Флёр отпустила ее ладонь и поднялась. Ее шепот зазвучал слегка раздраженно:

– Я-то уж точно не знаю, что происходит. И думаю, что не хочу этого знать. Если хотя бы половина из тех слухов, что до меня доходят, – правда, вы, должно быть, вели весьма эксцентричную жизнь. Единственное, что мне известно, – это то, что мне и самой страшно. А теперь пообещайте: вы сделаете так, как вам велит Билл Картрайт.

Еще совсем недавно Моника тут же сказала бы «нет». Это слово первым пришло ей на ум и уже готово было слететь с ее уст, но она сдержалась. Ее осенила внезапная и до боли отчетливая мысль, что самой прекрасной картиной на свете, которая только могла бы открыться ее глазам, была бы картина врывающегося в кабинет Билла Картрайта.

Она провела языком по губам.

– Хорошо, – произнесла она. – Так я и сделаю.

– Обещаете?

– Обещаю.

2

Мисс Флёр расслабилась. Ее снова будто свечение окутало и воспламенило темный янтарь ее глаз, которые – сравнение, как подумалось Монике, малоромантичное – были ровно того же цвета, что и черенок одной из трубок Билла. Мисс Флёр улыбнулась и разгладила складки на своих перчатках. Ее голос вновь зазвучал естественно.

– В общем, я заглянула, только чтобы засвидетельствовать свое почтение, – объяснила она с явным расчетом, что ее услышат в соседнем кабинете. – Я бы еще с вами поболтала, но мне нужно ехать в город на встречу с Куртом. Том! Ну что ты все скачешь?! Неужели обязательно вот так ко всем подкрадываться?

Было бы несправедливо сказать, что Томас Хэкетт подкрался, поскольку его голос уже разносился по коридору. С мрачным выражением лица он кивнул Монике и сделал знак следовавшему за ним по коридору Ховарду Фиску.

– Я… э-э-э… подумал, что загляну к вам, – произнес мистер Хэкетт. Он посмотрел на часы у себя на запястье, поднял глаза, а потом бросил еще один взгляд на часы. – Фрэнсис объяснила вам, не так ли. Э-э-э…

– Что вы сегодня не смогли встретиться со мной? Конечно, мистер Хэкетт. Я вас прекрасно понимаю.

– Нет-нет, – суетливо ответил продюсер. – То есть да-да. Другими словами, возникло одно обстоятельство. Из главного здания пришел старик О’Брайен и сообщил кое-какие новости. Мисс Стэнтон, мне хотелось бы задать вам вопрос: вы ведь не обращались в полицию в связи с какими-либо событиями, которые здесь случились?

Моника уставилась на него:

– В полицию? Нет, конечно нет. А что?

– Дело в том, что здесь сейчас полицейский, – хмуро пояснил он. – Он в главном здании с мистером Маршлейком.

– Том, ты всегда так нервничаешь по мелочам, – обратилась к нему мисс Флёр с видом утомленной добродетели. – Ну и что из того, что здесь полицейский? Мне кажется, здесь всегда есть полицейский. Может, кто-нибудь опять оставил машину на дороге.

– Не в этот раз, – пробурчал мистер Хэкетт. – Его фамилия Мастерс, и он главный инспектор из Скотленд-Ярда.

Упоминание этой фамилии произвело мгновенный и весьма сильный эффект. Будь они все сорванцами, застигнутыми в яблоневом саду, на которых с одной стороны забора глядит грозный бык, а с другой – рассерженный фермер, выражения их лиц