уговоры Лядова. Тем более он объявил, что времени много я не потеряю, поскольку отправит меня уже присмотренным им военным бортом. Кроме того, за это время оперативники немного подработают «почтовый ящик», который держит связной Барса, и, вполне возможно, получат еще какую-то оперативно значимую информацию, так что есть смысл подождать.
И вот теперь моя голова раскалывается, в ней бессистемно циркулируют остатки винных паров и спрессованные воспоминания о солнечной Грузии.
Я же практически не пью. И обхожу пьяные посиделки стороной. Но на этих застольях отказаться от возлияний было невозможно.
— Я же тебя уважаю, как брата! Как ты можешь не оказать в ответ уважение и не выпить этот рог вина!
В общем, наше исконное русское «ты меня уважаешь» с кавказским акцентом.
Начался загул еще по дороге в Тбилиси. Останавливались в каких-то горных ресторанчиках. В каких-то домах. Люди в бурках, национальных одеждах или строгих костюмах. Но было обязательно:
— Выпьем за нашего гостя!
Тбилиси я помню несколько смутно. Столица древнего царства, еще в пятом веке принявшего христианство, а потом окраины Персидской и Российской империи. Нависшие над Курой причудливые персидские домики с деревянными галереями. Древние храмы с островерхими крышами. И новые проспекты с монументальными зданиями — как и положено в республиканской столице. Ну и вечное:
— А выпьем дружно за нашего гостя!
Меня даже шокировал такой дикий напор гостеприимства и славословий в честь московского гостя. Сказал я об этом Лядову, на что тот только рассмеялся.
— Знаешь, грузины гениальные приспособленцы. Они все время жили на окраинах и по милости больших империй. И научились приспосабливаться ко всем. Вызывать симпатию. Обниматься, брататься. И занимать благодаря этому теплые местечки.
— Ценное качество.
— А еще у них привычка моментально переметнуться на другую сторону, когда ветер изменится. Это нам пока на пользу. Но однажды может выйти боком.
Ох, не люблю я эти национальные архаичные уклады — слишком много от них проблем. Надеюсь, в будущем от них мало что останется…
В Москву я летел на военном борте. Вообще не представлял, как он поднимается, поскольку все пассажиры, да и летчики, летели с добычей — бесчисленными сумками и чемоданами с чем-то булькающим, приятно пахнущим.
Мне тоже всучили груз. Бутылки, бурдюки, какие-то чурчхелы, ореховое варенье, специи, сванская соль, аджика. Я честно отказывался, но все отказы отбивались Лядовым:
— Не обижай! Тут так принято!
В общем, распрощались мы друг с другом в самом добром расположении духа. Ну а что, были причины для хорошего настроения. И встретились. И пообщались. И огромное дело сделали.
Через несколько часов на Чкаловском аэродроме меня встречал Добрынин. Он аж облизнулся, когда загружал мои баулы в «Победу».
— Чем тебя так нагрузили? — алчно поинтересовался он.
— Чача, вино, чурчхела, коньяк и еще много чего съедобного и горячительного.
— Везет же некоторым.
— Там и твоя доля, — успокоил я его.
На работе начальник, который бывал в тех краях не раз, отнесся и к моему возвращению, и к трофеям с пониманием. Я ему таки привез обещанный коньяк. Ну и еще всякое-разное по мелочам. Все напитки раздал сослуживцам, в основном Добрынину. Тот аж причмокивал в предвкушении. Себе я не оставил ни глотка. Мне и тех трех дней пьянок хватит надолго.
Мой рапорт Беляев прочитал с интересом. Вызвав к себе, даже оценил:
— Красиво! Как книгу про шпионов читаешь — с драками и погонями. И с благородным майором Прониным, который одним махом всех побивахом… А результат, Ваня? Где твой Сапсан?
— Стала ясна его роль. Знаем связного. И имеем фоторобот, — начал перечислять я.
Начальник посмотрел на представленный ему фоторобот с сомнением:
— А ты точно уверен, что мы по нему кого-то найдем?
— Попробовать стоит.
— Стоит. Раздать нашим и милицейским оперработникам. Сориентировать агентуру. Ну, ты сам понимаешь.
— Понимаю.
— И додавливай, наконец, Бельша! Думаю, он о том, где искать Сапсана, побольше знает. Раскололи бы его вовремя, и не надо было бы тебе чудеса храбрости в Грузии проявлять и голову подставлять под абрекские пули.
— Так-то оно так, — задумчиво протянул я.
— Если надо, получу разрешение руководства на силовые методы допроса в отношении него.
Еще до войны было принято закрытое постановление ЦК, что в отношении врагов народа при отказе в сотрудничестве допускаются силовые методы воздействия. В общем, можно выбивать показания. Но все исключительно в рамках закона — то есть с разрешения руководства ведомства. Но мне почему-то казалось, что с Бельшем этот трюк не пройдет. А начальника бесило то, что не можем расколоть какого-то интеллигента.
Ладно. Будем работать по плану. Я составил соответствующие бумаги об ориентировании оперсостава и подсобного аппарата органов МГБ на розыск фигуранта, приложил фоторобот. И сам отправился на встречу с информатором — на конспиративную квартиру на севере Москвы.
«Кукушка» располагалась, как и положено, на первом этаже, из окна открывался вид на подходы к дому. И на дождь, который сегодня лил особенно охотно. И не теплый майский, а какой-то зыбкий, холодный и промозглый.
Квартирка была тесная, с потрескавшейся, отдающей замшелой казенностью мебелью. Уюта, как на всех «кукушках», здесь не было и в помине. Но зато был керогаз и положенные по инструкции для установления психологического контакта с информаторами всякие печенья, варенья и конфеты.
В ожидании я успел изучить газету «Правда». Там была пространная статья по Германии, которую капиталисты упорно раздергивают на два самостоятельных государства ровно по зонам оккупации.
«В настоящее время в Германии со всей ясностью проявились две политические линии. С одной стороны, правительство ГДР неизменно выступает за скорейшее восстановление единства Германии. С другой стороны, боннские реваншисты вместе с американскими империалистами желают сохранить раскол страны и использовать Западную Германию для войны против стран лагеря мира и демократии. Организации западногерманских трудящихся должны прибегнуть к самому сильному оружию — к массовой забастовке, чтобы разбить планы Аденауэра и западных империалистов».
Да, вот еще одна линия раскола с Западом. Раздел Берлина. Повод к войне. И армады стратегических бомбардировщиков готовы сорваться с взлетных полос, унести ядерный груз к целям, намеченным очередным людоедским планом нападения на СССР, — в основном к мирным городам с миллионами жителей, подлежащих, по замыслу Запада, тотальному истреблению.
Мелькнул знакомый силуэт во дворе. А следом затренькал механический звонок.
— Льет как из ведра. А я зонт не взял! — пожаловался завхоз, заходя в прихожую и стряхивая с себя воду.
— А я вот взял, — кивнул я на сохнущий в углу черный зонт с изогнутой деревянной ручкой.
— Ты начальство. Тебе положено умным быть… Сейчас чаю приготовлю. Чтобы не простыть.
Волынчук поколдовал