Вздохнув, Прохор достал увесистый кожаный кошель, протянул его Нине:

— Возьми вот хотя бы за твои труды. Благодарствуй. Без тебя я бы… — Он махнул рукой.

Бросил взгляд на стоящих в аптеке мужчин, снова посмотрел на Нину:

— А этих двоих прикажешь выпроводить? Докучают они тебе?

— Они как раз уходят, спасибо тебе. — Нина склонила голову, не глядя на насупившихся Демьяна и Никона. Они, снова переглянувшись, молча вышли вслед за декархом. Сверток с ароматной сдобой остался на сундуке.

Фока закрыл дверь. Принялся было оправдываться за использованный без спросу настой, но Нина перебила его:

— Хоть записал, сколько дал ему?

— Не сомневайся, все записал. И посчитал уже. А зеница у него скоро начала сужаться, но там уже Гидисмани пришел и выгнал меня. Я вот на пергаменте все записал. — Он полез в шкатулку с записями заказов.

Нина устало отмахнулась:

— Ступай уже дров наколи. Не могу я сейчас про Никона и бобы думать. Мне бы притирания до ночи закончить. Как наколешь, принеси сюда связку да отправляйся домой.

Фока выскользнул во двор.

Уже когда закат позолотил улицы, в дверь раздался осторожный стук. Взяв масляную лампу, Нина подошла, выглянула в забранное решеткой окошко. В сумерках полыхнули черные глаза Демьяна, отражая огонек светильника.

Отворив дверь, Нина впустила его.

— И почтенному Прохору не спасти мою репутацию, коли в ночи ко мне будут мужчины приходить, — проворчала она.

— Не сердись, Нина. Я с тем же пришел, что и Прохор твой.

— С кошельком, что ли? — удивилась она. Но поняв по его решительному лицу, о чем он говорит, похолодела, торопливо промолвила: — Ты только не спеши со словами, Демьян. Мы же не отроки юные, чтобы сразу за благословением спешить!

Смутившись, замолчала. А ну как он не собирался ее замуж звать, а она уже все за него решила. Демьян поднял бровь:

— Неужто ты боишься со мной под венец идти?

Нина опустила глаза, не зная, что ему ответить. Не сможет она уже ни полюбить, ни поверить. А идти в церковь, чтобы лишь от пересудов спастись, — тоже не по душе.

Он шагнул к ней. Потерявшись в его объятиях, Нина уткнулась в пахнущую полынью тунику, пробормотала:

— Не суди меня. Не брошу я ни аптеку, ни службу во дворце. Ни с кем под венец не пойду.

Он усмехнулся в бороду:

— Что ж, Нина. Значит, будем жить во грехе.

Она выдохнула с благодарным облегчением. Прижалась к нему, чувствуя, как волна желания горячими пальцами охватывает тело и тянет в томный омут. Торопливо погасив светильник, они, не разнимая объятий, отступили в глубь дома. Густая туманная ночь накрывала город.

Почти год спустя

Фока вбежал в аптеку, бросил в угол суму, задев стоявший на сундуке чеканный медный кувшин. Тот накренился, но парень успел подхватить его. Вздрогнув, Нина лишь прикрыла глаза на секунду, проглотив резкое слово. Фока весело усмехнулся ей:

— Испугалась? Видишь, поймал! — С гордостью поставив кувшин ровно, он разогнулся, не заметив, как край рукава зацепился за медный завиток на ручке. Подпрыгнув, кувшин слетел с сундука, разливая по полу ароматный ягодный отвар. Помянув-таки нечистого, Нина отвернулась от смущенного подмастерья, кинувшегося за кувшином.

— Сил моих больше нет с тобой, Фока. К мироварам завтра же пойду просить за тебя.

— Погоди, я тебе весть добрую принес, а ты мне мироварами грозишь! — Фока пыхтел, вытирая холстиной разлитый по каменному полу душистый отвар.

Нина молчала, выжидающе поглядывала на подмастерья, не прерывая работы пестиком в ступе. Но тот, словно издеваясь, старательно тер пол. Вынес во дворик кувшин и мокрую тряпку, вернулся, плюхнулся на сундук, вытирая пот со лба.

— Уф, жаркая весна нынче выдалась.

— Да говори уже, не томи! Что за весть?

— Там в гавань корабли скифские зашли. Говорят, архонтисса русов с посольством к нашему василевсу прибыла.

Пестик замер, стукнув напоследок чуть сильнее, чем следовало. Нина подняла глаза, спросила:

— И что с того? Если бы купцы прибыли новые, то была бы весть добрая. И мед, и воск можно было бы дешевле купить. — Подумав, добавила: — Хотя архонтисса их, верно, притирания мои закажет. Значит, работы будет много.

— Не о том я вовсе! С кораблями Лисияр прибыл.

Фока вглядывался в лицо хозяйки. Стук пестика возобновился, участившись. Наконец Нина подняла голову:

— Чего расселся? Работы невпроворот. Прибыл, убыл — некогда мне о том думать. — Она вздохнула, пробормотала под нос: — Разберусь как-нибудь.

Я благодарю тебя, читатель, за доверие и внимание!

Книга не претендует на историческую достоверность. И ее вымышленные герои, и упомянутые исторические личности служат лишь одной цели — предоставить тебе возможность прогуляться по древнему Константинополю, отыскать вместе с Ниной и ее друзьями жестокого душегуба, полюбить не только героев этой книги, но и когда-то великую империю, оставившую в истории множество достижений, событий и личностей.

С огромной благодарностью ко всем, кто помог мне отшлифовать и довести эту книгу до опубликования,

Надежда Салтанова

Notes

1

Мафорий — покрывало в виде платка, наброшенного на голову и плечи.

2

Василисса — супруга василевса, императора Восточной Римской империи (Византии), императрица (греч.).

3

Салеп — напиток на основе перемолотых клубней орхидей (ятрышника). Подается горячим.

4

Порфи2р — натуральный камень вулканического происхождения пурпурно-красного цвета с белыми кристаллическими вкраплениями…

5

Ойкумена — обитаемая земля, то есть земля, заселенная людьми (греч.).

6

Далматика — верхняя туника из парчи с диагонально обрезанным подолом.

7

Ромей — житель Восточной Римской империи (позже получившей название Византия).

8

Патрикия — дама при дворе императрицы, жена или дочь аристократа — патрикия.

9

Коммеркий — торговая пошлина (греч.).

10

Эпарх — градоначальник Константинополя.

11

Сикофант — доносчик, здесь: дознаватель, сыщик.

12

Лупанарий — публичный дом.

13

Меза — главная улица Константинополя.

14

Лукумадес — круглый сладкий пончик, жаренный в масле.

15

Прасины и венеты — партии или объединения болельщиков, жителей Константинополя, вокруг команд, участвующих в гонках на колесницах. Эти объединения назывались димами и различались по цветам одежды цирковых возниц,