Узнаю экономную до скупости дорогую подружку. На мой взгляд, это все тяжкое наследие голодного детства, в котором из одежды у Ковальковой были только перелицованные вещи старшей сестры, а из еды, только то, что выросло в огороде.

– Так вот, я и подумала, – продолжала Анюта, – у тебя же отпуска давно не было? Так? Поехали со мной. Погуляешь, развеешься. По экскурсиям нагуляешь. Тебе же все это очень нравится. Ну а вечером…, – Анюта хитро взглянула на меня поверх очков, – потащу тебя развлекаться. Списалась со своими однокурсниками, осевшими в Питере, так они обещали показать пару отличных клубов.

Нда. Заманчиво, но не ко времени. Денег, после покупки квартиры, просто в обрез. Какой тут Питер! Сейчас главное тактично отказаться, не обидев лучшую подружку, решившую и меня облагодетельствовать и от скуки в чужом городе не закиснуть.

– Про отпуск со Страховой я договорюсь, – по-своему понимая мой растерянный вид, заторопилась Анюта. – Всего неделя! Пять рабочих дней!

Она была настойчива, показывала фото забронированного отеля и перечисляла оплаченные экскурсии, демонстрировала прогноз погоды и уверяла, что от меня потребуется минимум расходов. Я бы ни за что не справилась с натиском и упорством Анюты. Это все равно, что идти против урагана или плыть против течения. Я начала представлять, как брожу по Невскому, стою на набережной, вдыхая запах Невы, слушаю шум фонтанов в Петергофе.

– Если дела какие-то в суде назначены, так отложи. Скажись на отпуск. Мы с тобой прямо из Питера ходатайство отправим, – продолжала тараторить Анюта.

Дела. В суде. Точно. Рука потянулась к вершителю и распорядителю времени всех юристов, к его величеству Ежедневнику.

Анюта бодро перехватила его у меня из рук, открыла следующую неделю. И тут ее энтузиазм поутих.

– Ивановы? – обреченно пила она, увидев в расписании на понедельник судебное заседание по самому склочному за последние несколько месяцев, делу.

– Они, родные. Финал после экспертизы. Поэтому и моя смерть не будет основанием для отложения. Питер помахал мне рукой, – со вздохом, в котором, скользнуло облегчение, ответила я, забирая у подруги ежедневник.

Глава 2. Воскресенье.

Петух надрывался за окном чересчур яростно. Казалось, что несносная птица орет у меня над ухом, проговаривая: «Эк кукурекуууу», делая паузу, чтобы набрать побольше воздуха.

Еще не проснувшись, я пыталась накрыть голову подушкой, зажимала уши. Хорошо бы встать и закрыть окно, но это не минуемо означает, что пернатый будильник снова победил и заставил меня встать ни свет, ни заря.

Главное продержаться десять минут, а потом задор птицы иссякнет, и она будет лишь слабо вскрикивать, не громко и не раздражающе.

Но видимо, в сегодняшнее воскресное утро, петух решил изменить свое расписание, и крики его, и не думали утихать. Ни через десять минут, ни через двадцать.

Пришлось все же вставать, потревожив, мирно спящего у меня в ногах кота, брести к окну, закрывать его, а затем включать кондиционер.

Сколько там на часах? Семь утра? Да, пернатый явно припозднился. Обычно свои трели он начинает выводить на час раньше.

«Расписание» петуха, за два месяца жизни в новой квартире я изучила досконально. И нет, мы не переехали за город, не живем напротив птичника, а в обычном девятиэтажном панельном доме, в самом центре города. Но напротив моих окон, жмутся к друг другу, будто-бы не замечая нависших вокруг многоэтажек, два старых, покосившиеся от времени, домика.

Домики, как ни странно, не заброшены, в них обитают люди. Они топят печь, ходят за водой, в чудом сохранившуюся колонку, выбрасывают мусор в баки около нашего дома. А еще в одном из домов имеется птичник. Небольшой, всего несколько кур и горластый петух. Будь он неладен.

Я еще немного полежала, уговаривая себя заснуть. Но нет, несносная птица, напрочь, вспугнула Морфея.

Так… что у нас по планам на сегодня? Опять распаковка? Ну да, ну да. Всю субботу, я как исправная домохозяйка раскрывала и раскладывала вещи, придумывая им место в новой мебели. Но все же, как не старалась, в коридоре меня еще ожидает гора неразобранных баулов.

Муторное, скажу, вам занятие – распаковка. Сначала выложить содержимое из коробки, рассортировать, поражаясь при этом своему «мастерству» логистики.

Ну а как не поражаться, если например, в коробке с чашками были обнаружены два моих старых ежедневника, в коробке с кастрюлями – дырокол, считавшийся потерянным или забытым на старой квартире.

Из кухни послушалось недовольное «Мяу» – это, мой кот, уловивший пробуждение хозяйки, в мгновение ока переместился на свое стратегическое место у миски и требовал завтрака.

«Боже мой! Как не хочется! Как не хочется!» – подражая интонации Калугиной, я встала с дивана и поплелась кормить своего вечно голодного котейку.

Оттягивая момент начала работы, я надолго застряла в ванной, зачем-то усердно укладывала волосы, пытаясь распрямить свои кудряшки, а потом еще и тканевую маску на лицо нацепила. Затем со вкусом пила кофе, листала ленту новостей, короче ленилась, или как сейчас модно говорить – прокрастинировала.

Ближе к десяти утра моя совесть все же проснулась и я со вздохом вскрыла очередную коробку. С чем она? С полотенцами и…, неожиданно, с прабабушкиной хрустальной вазой.

В который раз, поразившись, своей «железной» логике, я принялась было выкладывать полотенца, но мой трудовой порыв был прерван телефонным звонком.

На экране высветилось: «Давиденко Надежда Николаевна». Я тот час ответила, радуясь удобному случаю отлынить от работы.

– Ульяшечка! Милая моя! Доброе утро! – заспешила Надежда Николаевна, едва я успела произнести «Алле». – У меня тут ЧП, ну просто катастрофа! – продолжала частить Давиденко. – Срочно нужна твоя помощь. Прости, прости, пожалуйста, за ранний звонок! Но дело неотложное!

Судя по голосу, никакой катастрофы не происходило, лишнего драматизма моя собеседница напустила только лишь с целью оправдать свой ранний звонок в воскресенье.

Надо сказать, что звонившая мне Давиденко была в нашем городе особой известной, исключительно значимой. Больше двадцати лет она фактически «царствует» в нашем Педагогическом институте, занимая должность заместителя ректора по воспитательной работе.

Познакомились мы с ней лет пять назад, когда я представляла это учебное заведение в Арбитражном суде. В год нашего знакомства Надежде Николаевне исполнилось шестьдесят лет, и ее торжественно не проводили на пенсию, потому что Давиденко величина постоянная и представить себе институт без нее никак невозможно.

Всегда подтянутая, элегантная даже в джинсах, с неизменной улыбкой, она походила на породистую аристократку девятнадцатого века, чудом оказавшуюся в нашем двадцать первом. Первый раз, увидев Давиденко, мне захотелось