– Мсье Тристан!

Казалось, он не слышит ее. Она подбежала к нему, схватила за талию и силой оттащила от окна. Он стоял такой бледный, что на виске дрожала голубая жилка. Большие черные глаза недвижные, остекленевшие.

– Мсье Тристан, – вполголоса повторила гувернантка. – Вам надо вернуться в спальню.

– Моя мать, она иногда приходит повидаться со мной, – произнес он монотонным голосом.

– Ваша матушка мертва, мсье Тристан.

Его бескровные губы растянулись в странной улыбке.

– Она здесь.

Он протянул руку и указал в сад. Клеманс показалось, что орел закогтил ее сердце. Да как такое возможно… Она бросилась к окну и внимательно всмотрелась во двор. Женщина в черном еще стояла там, но потом скользнула за завесу деревьев. Велико было искушение преследовать ее, но гувернантке не хотелось оставлять подростка одного. Она закрыла ставни.

– Мсье Тристан, вам пора идти спать.

По всему его телу пробежала дрожь. Он поморгал, потом с потерянным видом взглянул на Клеманс.

– Мадемуазель Клеманс? Что вы делаете в моей комнате?

Она поняла: наверное, он лунатик. Тетушка Аннетт рассказывала ей, как иногда находила ее кузена Леона ночью в конюшне, он стоял в кормушке у корыта с соломой, словно собираясь накормить их лошадь.

– Я слышала шум, – объяснила она. – Увидела вас у окна башни и хотела понять, что вы тут делаете.

Он осмотрелся.

– Что я тут делаю? – прошептал он, потирая себе лоб. – Мне на мгновение показалось…

Смутившись, он замолк.

– Мне так жаль, что я потревожил вас.

– Ничего особенного. Я вас провожу.

Она очень мягко взяла его за руку, он послушно позволил ей. Они спустились на первый этаж, где располагались апартаменты хозяев.

Мальчик обернулся к гувернантке:

– Все в порядке, мадемуазель Дешан. Спокойной ночи.

– Вы уверены, что…

– Уверяю вас. До завтра.

Он ушел. Прежде чем вернуться к себе, она проследила глазами, как он подошел к двери своей спальни, открыл ее и потом закрыл за собою. Потом подошла к большим окнам и снова всмотрелась в сад, но там уже никого не было. Она легла обратно в постель, позабыв снять халат, и погасила лампу, размышляя о тревожных событиях этой ночи. Был даже безумный миг, когда она почти поверила, что дама в черном – это призрак супруги доктора Левассёра, но рассудок развеял в ней последние сомнения: эта дама существовала во плоти и крови. Кто же она? Зачем приходит по ночам к семейству Левассёр? Чего от них хочет? К этой загадке прибавлялось еще и озадачивающее поведение Тристана, – он, кажется, убежден, что дама в черном – его мать. По всей видимости, ее смерть стала причиной невыразимого страдания, что объясняло, почему ему так необходимо верить, будто мать еще жива. Это снова возвратило ее к первоначальному вопросу: кто же она, эта таинственная дама в черном?

Не в силах заснуть, она опять встала, села за секретер и записала в дневнике все, чему была свидетелем, стараясь ничего не упустить.

Х

Среда, 9 сентября 1931

Утром Клеманс с трудом встала с постели. Спала она плохо, а едва ей удавалось провалиться в темные глубины сна, как ее одолевали кошмары, и она просыпалась, дрожа от ужаса.

За завтраком мадам Августа удостоила ее нелестного замечания:

– Бедная малышка, да у вас круги под глазами аж до самого пупка!

Клеманс очень хотелось съехидничать: «Спасибо, весьма любезно», но она сдержалась. В ее поисках истины служанка могла оказаться полезной; она не хотела наживать себе врага в ее лице.

– Вы давно служите у Левассёров?

– Я в семье Валькур уже больше сорока лет! Еще в юности служила родителям мадам Жанны. Когда мадам Жанна вышла за доктора Левассёра, это уж восемнадцать лет минуло, я осталась на службе.

Гувернантка поняла, что Валькур – девичья фамилия супруги доктора Левассёра. Почувствовав, что ей удалось пробить брешь в железобетонных доспехах прислуги, она решилась затронуть деликатную тему:

– Должно быть, смерть мадам Жанны очень расстроила вас, – сказала она как будто невзначай.

Черты лица мадам Августы смягчились. Клеманс даже показалось, что на них снизошла поволока печали.

– У мадам Жанны были шумы в сердце. В последнее время она страдала одышкой и часто не могла ходить. Мсье Шарль днем и ночью не отходил от ее изголовья, мне приходилось насильно заставлять его немного отдохнуть и съесть хоть кусочек. Однажды вечером поднимаюсь я в башенку – отнести ужин мадам Жанне. Доктор Шарль был там. Он мне и сказал, что мадам Жанна скончалась.

Служанка перекрестилась. Клеманс выслушала ее рассказ внимательно. Ее кое-что заинтересовало:

– Мадам Левассёр спала в башенке? А не высоковато ли для больной?

– Она не выносила шума. За пару месяцев до кончины мсье Шарль устроил ее наверху, чтобы никто не беспокоил.

Вдруг служанка спохватилась и с презрением взглянула на гувернантку:

– Да я из-за вас тут разболталась, как последняя сплетница! А ведь мне платят не за безделье – между прочим, как и вам!

Пока мадам Августа убирала со стола, Клеманс задумчиво допивала кофе. Ей казалось неестественным соображение, что мадам Левассёр «не переносила шума». Если кто-то отличается слабым здоровьем – окружающие, наоборот, ищут способы облегчить его перемещения, а вовсе не изолировать его. А что, если доктор Левассёр этого и добивался – хотел ее изолировать? Мозг сверлила еще и другая мысль: если Жанна Левассёр действительно провела два последних месяца своей жизни в башенке, как об этом и рассказала ей мадам Августа, – значит, и Тристан пришел туда не случайно. Может быть, он был свидетелем чего-нибудь этакого?

* * *

Клеманс вошла в зал для занятий. Подросток уже сидел за рабочим столом; она с облегчением заметила, что выглядит он свежим и бодрым.

– Здравствуйте, мсье Тристан.

– Здравствуйте, мадемуазель Дешан.

– Вы хорошо спали? – осведомилась она.

– Очень хорошо. Надеюсь, как и вы.

Банальный обмен любезностями позволил гувернантке тайком рассмотреть своего ученика. Она не обнаружила на его лице ни следа тоски или бессонницы.

– Что скажете, если время до обеда мы посвятим арифметике?

– Охотно. Я могу показать вам, что уже знаю.

Он встал и вынул из библиотечного шкафа несколько математических трактатов.

– У меня есть основные понятия по арифметике, алгебре и геометрии.

Гувернантка была ошеломлена. Ее-то знания в этой области ограничивались сложением, вычитанием, умножением и делением…

– Вы знаете