Завершив подготовку ко сну, она надела фланелевую ночную рубашку, накинула на плечи шаль и улеглась в кровать с «Отцом Горио», подумывая о том, что с первого жалованья ей удастся раздобыть еще несколько книг. Эта мысль приободрила ее. К девяти часам ресницы ее отяжелели, она погасила свет и быстро заснула.

Ее разбудил плач – но, быть может, это просто мяуканье заблудившейся кошки? Она зажгла ночник, отбросила одеяло, встала и подошла к окну. В саду никого не было. Она посмотрела вверх, на башенку; та тонула во мраке. Жалобные стоны раздались опять. Откуда они доносились? Не погасив свет, она вышла из комнаты и прислушалась. Рыдания стихли. Уж не почудилось ли ей? Чтобы вернуться к себе с чистой совестью, она спустилась по лестнице на этаж, где жили хозяева, потом на первый. Там тоже царила зловещая тишина, во мраке только угадывались массивные очертания мебели.

Как раз в тот миг, когда она уже готова была возвратиться к себе, рыдания возобновились с новой силой. Ее удивляло, что ни доктор Левассёр, ни мадам Августа не проснулись от столь душераздирающих стонов. Она неслышными шагами вошла в гостиную. Одна из витражных дверей была полуоткрыта. В просвет она увидела Тристана, пристально уставившегося на портрет матери. Ее первым порывом было броситься к нему, но она удержалась. Несомненно, юноша находился в трансе, и так резко вырывать его из этого состояния не стоило. Она тихонечко толкнула дверь вперед, вошла в комнату и остановилась в нескольких шагах от мальчика.

– Мсье Тристан, – прошептала она.

Его хрупкие плечи казались согбенными словно бы под грузом тяжкой печали.

– Мсье Тристан, – повторила она.

– Моя мать, – отозвался он безжизненным голосом.

Вся охваченная тревогой, она ждала, пока он договорит.

– Мама… Земля… не дает ей дышать…

Бедный малыш снова переживал похороны матери. Сердце гувернантки сжалось от сострадания.

– Возвращайтесь к себе в спальню, мсье Тристан. Не нужно напрасно мучить себя.

Он внезапно повернулся прямо к ней. Его еще детское лицо было мокрым от слез.

– На матери нет кольца… Она никогда не снимала его. Его кто-то забрал.

– Какого кольца? Кто его забрал?

Он хотел ответить, но ни звука не сорвалось с его губ, так сильно они дрожали.

– Ради всего святого, что тут происходит?

Доктор Левассёр заканчивал завязывать пояс ночного халата; его рот искривился в недовольной гримасе. Клеманс уже готова была сказать ему, что его сын одержим смертью матери и пребывает во власти опасных видений, но кольнувшее предчувствие, мимолетное и безотчетное, вдруг остановило ее.

– Мсье Тристану приснился дурной сон.

Врач обратился к сыну:

– Разве ты не видишь, что беспокоишь мадемуазель Дешан среди ночи? Немедленно иди и ложись спать.

Подросток стоял столбом. По его щекам обильно текли слезы.

– Я провожу его до спальни, – предложила гувернантка, возмущенная той жесткостью, с которой доктор Левассёр разговаривал с сыном.

– Я нанимал вас не для того, чтобы носиться с ним как с каким-то хлюпиком. Тристан вполне способен и один отсюда выбраться.

От звучания отцовского голоса по всему телу мальчика словно пробежал электрический разряд – он задрожал всем телом и поднес руку к голове. Потом осмотрелся вокруг, словно удивляясь, как здесь оказался. Он выглядел таким уязвимым, что Клеманс поспешила ему на помощь.

– Прошу вас, доктор Левассёр, вы же видите, что мсье Тристан едва держится на ногах!

– На сей раз пусть так, но, если такой случай повторится, я запрещаю вам вмешиваться. Моему сыну следует научиться быть более самостоятельным, для его же блага. Вы меня поняли?

Не отвечая, она поклонилась и мягко взяла ученика за руку, так и не поняв, зачем доктор Левассёр проявляет такую жестокость к собственному ребенку. Разве он не испытывал к нему хоть каплю привязанности? У нее было ощущение, что за этой демонстративной властностью крылось что-то другое. Одна мысль поразила ее. Страх. Этот мужчина боится собственного сына.

* * *

Проводив мальчика до самой его спальни, она убедилась, что он лег, и немного задержалась.

– Постарайтесь заснуть, мсье Тристан. Я здесь, чтобы позаботиться о вас.

Клеманс склонилась над кроватью и поцеловала его в лоб, потом тихонечко вышла, не забыв бесшумно закрыть за собой дверь. Когда она поднималась по лестнице, перед глазами опять возникло лицо ученика, по нему ручьем текли слезы, и она будто снова услышала его загадочные слова о том, что земля мешает его матери дышать. Как она понимала его печаль! От невозможности хоть чем-то ему помочь она почувствовала пустоту в душе.

Ей вспомнились и другие его слова. «На матери нет кольца…» О каком кольце упоминал Тристан? Он точно сказал, что она никогда не снимала его. Из этого молодая женщина заключила, что речь могла идти только об обручальном кольце, надетом в день свадьбы.

«Кто-то забрал его». Да о ком речь-то? И что сподвигло этого кого-то овладеть им? Это воровство – но оно было совершено еще при жизни мадам Левассёр или уже после ее смерти? Загадка, связанная со смертью матери Тристана, становилась все запутанней. Едва ей казалось, что удалось найти зацепку для ответа, как тут же возникал новый вопрос. Возможно, мадам Левассёр просто потеряла обручальное кольцо. Или сорвала с себя в знак недоверия мужу. Если доктор Левассёр обходился с женой так же, как обходится с сыном, то ничего удивительного, что она в конце концов взбунтовалась. Но ей тут же подумалось, что такое объяснение хромает. Если все так – почему же тогда Тристан утверждал, что мать никогда не снимала кольцо и кто-то украл его? Не мог же он выдумать столь очевидную подробность. Но он был в настоящем припадке лунной болезни. Возможно, он вообще все это придумал…

Невзирая на поздний час, Клеманс уселась за секретер и скрупулезно занесла в дневник все, чему была свидетельницей, описав свои наблюдения в мельчайших деталях. Когда она закончила, на часах было уже четыре утра. Тут она снова легла в кровать, широко распахнутыми глазами следя за тем, как тени колышутся на потолке. Утром ей непременно нужно будет вернуться в гостиную и внимательно рассмотреть портрет мадам Левассёр, чтобы удостовериться, что она носила кольцо. Чем больше она размышляла, тем яснее ей казалось, что между исчезновением кольца и смертью мадам Левассёр существует какая-то связь.

XII

Четверг, 10 сентября 1931

Клеманс почти не спала, и при этом встала, не чувствуя усталости. Острое желание пролить свет на смерть Жанны Левассёр словно наэлектризовало ее. После завтрака