Тристан улыбнулся, от улыбки глаза его заблестели.

– Я мог бы поучить вас.

– Вашего отца не обрадует, если он узнает, что платит необразованной гувернантке за то, что она берет уроки у его сына, – пошутила она.

– Вы не необразованная! – возразил юноша. – Я считаю вас очень хорошей.

Клеманс взволновало оказанное учеником доверие. Она рассудила, что сейчас подходящий момент вернуться к тому, что ей довелось увидеть самой:

– Мсье Тристан. Вы вставали прошлой ночью?

Казалось, он был удивлен и нахмурился.

– Нет.

Гувернантка посмотрела на него в упор. Мальчик отличался очень хрупким сложением; ей не хотелось становиться причиной бесполезной тревоги, и она сказала, тщательно подбирая слова:

– Я услышала шум; кажется, он долетал из сада. Из окна я заметила женщину, одетую во все черное там, у фонтана.

– Женщину в черном? И вы знаете, кто она?

– Понятия не имею.

Она на мгновенье замялась, но жажда понять пересилила опасения глубоко расстроить юношу.

– И еще один человек был тогда в башенке. И я узнала его… вас.

– И что же я там делал? – воскликнул он, от удивления пораженный как громом.

Клеманс поразмыслила. Стоит ли намекнуть ему, что ему привиделась мать – и тем самым разбередить боль утраты, уже им пережитую? Несмотря на ее желания вывести на свет загадку дамы в черном, такое испытание показалось ей уж слишком жестоким.

– Мне кажется, вы лунатик.

Он рассмеялся – от души и с явным облегчением.

– Это даже очень может быть. Когда я был малышом, со мной иногда случались такие приступы. Мою мать это очень тревожило, но к десяти годам я перестал быть лунатиком. Вообще-то, я думаю…

– И вы совсем-совсем ничего не помните о том, как в три часа ночи вышли из своей спальни и поднялись в башенку?

Он покачал головой.

– Совсем.

Гувернантка была уверена в его искренности. Странным образом ее успокоило это объяснение. Подростка глубоко травмировала кончина матери – что же тут странного, если он нашел способ быть к ней ближе именно там, где она провела последние моменты земного бытия. Ненормальным, однако, выглядело его стремление выброситься в окно – или так всего лишь показалось ей, увидевшей, как далеко он высунулся, повиснув над пустотой. Что могло произойти, не войди она вовремя, чтобы помешать ему? Ей следовало бы проявить максимум бдительности; если когда-нибудь похожий случай произойдет, она сочтет своим долгом уведомить доктора Левассёра.

* * *

Во время перерыва на обед, когда Клеманс вышла в сад немного подышать воздухом перед следующим уроком, она встретила мсье Ахилла – тот, нахлобучив соломенную шляпу, подстригал секатором розовые кусты. Повернувшись к ней, он протянул розочку.

– Добро пожаловать, мамзель Дешан.

– Как любезно с вашей стороны! – воскликнула тронутая молодая женщина.

Она потянулась к цветку.

– Осторожнее, он колючий! – предупредил садовник.

Она осторожно взяла розу и вдохнула ее аромат.

– Все складывается хорошо для вас, мамзель Дешан? – поинтересовался он, заметив на лице новой гувернантки озабоченность.

– У меня прелестная комнатка, я ем досыта, а мсье Тристан – ученик непревзойденных способностей, – отвечала Клеманс тоном, которому всячески старалась придать непринужденную легкость.

Мсье Ахилл бросил на нее быстрый взгляд.

– Ничего необычного?

– Что вы хотите сказать?

Он пожалел, что смутил ее.

– Я очень рад, что вам нравится в этом доме.

Вежливо поклонившись, он снова принялся за работу. Она бессознательно почувствовала, что этот человек – сама доброта и она может довериться ему.

– А вы знали, что мсье Тристан – лунатик? Я застала его прошлой ночью в башенке.

Лицо мсье Ахилла вдруг застыло, как будто вдруг пронизанное ледяным ветром.

– Вы уверены в этом?

– Я за ним проследила, – призналась она. – Он был… словно в трансе. И… сказал мне, что его мать иногда приходит с ним поговорить, что она еще жива. Когда я спросила его об этом сегодня утром, он не помнил ничего.

Она добавила, с трудом скрывая растерянность:

– Я так беспокоюсь за него.

Мсье Ахилл положил на скамью секатор. Его руки чуть заметно дрожали.

– Мсье Тристан не лунатик.

Он немного помолчал, потом поднял на молодую женщину взгляд больших глаз – бездонных, как озера.

– У мсье Тристана дар ясновидения. Он может видеть души упокоившихся.

XI

Гувернантка не спеша побрела к дому. Слова садовника повергли ее в глубокое замешательство. «У мсье Тристана дар ясновидения. Он может видеть души упокоившихся». Она не сомневалась в добрых намерениях мсье Ахилла, но он ошибался. Привидений не бывает. Тристан вообразил, будто ему является мать, дабы смягчить непереносимость утраты. Когда умерли родители Клеманс, она тоже иногда видела их во сне; но стоило пробудиться, как осознание, что она потеряла их навсегда, мучительно терзало сердце.

В день погребения, когда могильщик бросил первую лопату земли сразу на два гроба, лежавших рядом, она поняла, что они так и останутся запертыми в этих деревянных ящиках. Под такой кучей земли они не смогут дышать, ласково обнять ее, пожелать доброй ночи, они больше не вернутся. Ей было всего восемь лет – но она ясно почувствовала, что прощается с ними навсегда. Мертвые не возвращаются.

Люди придумали жизнь после смерти, чтобы утешать самих себя после потери любимых или чтобы питать надежду, будто их существование, каким бы оно ни было тягостным, исправится в лучшем мире.

– Мадемуазель Дешан?

Металлический голос доктора Левассёра заставил ее вздрогнуть. Он был в шляпе и с медицинским несессером в руке, как будто собираясь выйти.

– У вас озабоченный вид, – заявил он, внимательно осмотрев ее своим ледяным взглядом. – Все ли у вас хорошо?

– О да, благодарю вас.

– Тристан ведет себя подобающе?

– Великолепно. Вы были правы – ученик он отменный.

Врач по-прежнему внимательно рассматривал ее с таким видом, будто перед ним пришпиленная бабочка.

– Что ж. Не сочтите за труд уведомить меня, если заметите в его поведении что-нибудь необычное. Кончина матери подействовала на него весьма угнетающе.

Он удалился со скоростью ветра.

* * *

Настойчивость, с которой доктор Левассёр расспрашивал ее о сыне, насторожила Клеманс. Она не чувствовала со стороны врача никакого сопереживания – скорее, почти болезненную холодность. Знает ли он, что Тристан – лунатик, что мать является ему в видениях?

* * *

После ужина гувернантка вернулась к себе. Солнце уже зашло. Невыразимая печаль овладела ею при воспоминании о долгих зимах в Сент-Эрмасе, бесконечных вечерах, зловещем свисте ветра, завываниях волчьей стаи, которые иногда доносились из ночной тьмы, синеватой белизне, точно саваном укутывающей дороги и поля, и холоде – о, как ей бывало холодно! Она прогнала мрачные мысли.