некоторым трудом. Элли поняла, что хозяйке удобнее говорить на родном языке, и с легким поклоном ответила по-японски:
– Спасибо, что нашли время встретиться с нами, ведь вы так заняты.
Мадам Савада быстро провела их в небольшой кабинет по другую сторону коридора, распорядившись по дороге:
– Като-сан, чаю, пожалуйста.
В кабинете они уселись в глубокие кожаные кресла, и через минуту угрюмая молодая женщина в черном принесла чайник бледного чая и тарелку с конфетами в форме вишневых лепестков.
– Миссис Раскин, – сказала мадам Савада, откинувшись в кресле и сцепив пухлые руки на коленях, – времени у нас мало, поэтому давайте сразу перейдем к делу.
Элли пришла в голову директриса, которая собирается наставить на путь истинный провинившихся учеников.
– Ко мне обратилось несколько пар с просьбой усыновить или удочерить кого-то из наших детей, в основном американские военные. Скажу честно, у меня на этот счет двойственные чувства. Конечно, мы считаем, что идеальное будущее для наших детей – это счастливая и стабильная жизнь в семье на родине их отцов. С другой стороны, такие пары часто воспринимают наш детский дом как некий зоомагазин. Они думают, что могут прийти сюда, выбрать ребенка, как выбирают щенка или котенка, и забрать домой. Такой подход совершенно неприемлем. У меня есть обязанности по отношению к нашим детям. Моя задача – помочь им обрести достойных родителей, для меня на первом месте именно интересы детей. Уверена, вы меня понимаете.
Она строго посмотрела на Элли и Фергюса, и они кивнули – Фергюс, чей разговорный японский был пока ограничен, радостно улыбнулся, будто услышал хорошие новости.
В горле у Элли заклокотали слезы, она даже смутилась. Конечно, мадам Савада права, она все говорит правильно. Но выходит, что в ней сомневается и даже осуждает ее человек, едва с ней знакомый. Какой смысл приглашать на встречу, чтобы сказать, что на роль приемных родителей они не подходят?
– Но в вашем случае, – продолжала мадам Савада, кажется немного смягчившись, – у меня сложилось впечатление, что вы искренни, это следует из вашего письма. И у нас есть девочка, которая… Но сначала я задам вам несколько вопросов. Из вашего письма следует, что ваша мама – японка, а отец – англичанин?
– Если точнее, шотландец, – заметила Элли. – Из Стерлинга, это в Шотландии. В молодости он отправился в Индию и завел небольшую плантацию недалеко от Бандунга. А родители мамы переехали в Индию из Нагасаки. У них был магазин тканей в Бандунге, там мои родители и познакомились.
Она не собиралась объяснять, что отец воспользовался деловой поездкой, очень кстати совпавшей с бомбежкой Перл-Харбора, и бросил на произвол судьбы свою наполовину японскую семью и дышавшую на ладан плантацию, а сам нашел относительно безопасное пристанище в Бомбее. Насколько ей известно, там он и живет – другой жизнью, с новой женой и их тремя детьми… или четырьмя?
Мадам Савада кивнула, видимо, ответ ее устроил.
– В таком случае вам легче понять, с какими трудностями сталкиваются наши дети.
«Легче? Потому что я – такая же неприкаянная, как они? Совсем не легче. Все мы по-своему неприкаянные, разве нет?»
– Как я поняла, у вас есть опыт работы с детьми?
– Да. В войну я некоторое время была помощником учителя, в Австралии.
– В войну вы были в Австралии? – спросила мадам Савада, бросив на нее пронзительный взгляд. – Наверное, это было не просто.
– Да, – согласилась Элли, – не просто. – Мадам Савада ждала каких-то подробностей, но Элли добавила только: – К сожалению, диплома учителя у меня нет, но мне всегда нравилось помогать детям с домашними заданиями, а когда учительница болела или просто не могла прийти, я ее заменяла.
– Дети австралийские? – спросила мадам Савада.
– Не все. Были и японские, и китайские, и корейские. Несколько полумалазийцев. У кого-то были матери-аборигенки. Я и сейчас немного преподаю, но это просто частные уроки английского.
– Прекрасно! Это то, что нам нужно. Но, конечно, есть много проблем чисто практических. Отдать детей иностранцам – это чревато своими трудностями, вы наверняка об этом знаете. Хочу сначала уточнить, – хозяйка вдруг перешла на английский и обратилась к Фергюсу: – Вы оба планируете надолго оставаться в Японии, мистер Раскин, или скоро отправитесь домой?
«Домой? Это куда?»
Словно прочитав ее мысли, мадам Савада спешно добавила:
– В Англию, я полагаю… или в Шотландию?
– Планов уезжать из Японии в ближайшее время нет, – откликнулся Фергюс. – Мы оба – дети выходцев из Шотландии. Почти все детство, во всяком случае ранние годы, я провел в Шанхае. А детские годы Элли, как вы слышали, прошли в Голландской Ост-Индии. Так что в Токио мы чувствуем себя как дома.
«Неужели?» Элли вспомнила, как люто ненавидела Токио, когда впервые приехала сюда с матерью и братом Кеном, после изнурительного путешествия по океану из южного полушария. Даже после войны и поражения, после четырех смутных лет в австралийском лагере для интернированных, она все еще грезила, что Токио будет выглядеть как на календарях, которые ее японские дедушка и бабушка с гордостью вывешивали на стенах своего маленького магазинчика в Бандунге: императорский дворец с широким рвом и ярко-зелеными соснами, переполненный людьми красно-желтый храм Асакуса. Но вместо этого по прибытии они увидели полузатонувшие военные корабли, ржавеющие в грязной морской пене, грустных проституток на углах улиц и детей, ловивших рыбу с помощью бечевки в черных водах затопленных воронок от бомб. Несколько недель им пришлось жить в одной спальне промерзшего сборного центра для репатриантов, рядом с доками, и только потом социальные службы нашли для них квартиру – один кран с холодной водой и туалет во дворе.
Но потом, как только она начала работать в пресс-клубе секретарем и девочкой на побегушках, и особенно после встречи с Фергюсом, что-то изменилось. Среди хаоса домиков из дерева и гофрированного железа она стала замечать маленькие рисовые поля, восхищаться миниатюрными садами из деревьев в горшках, которые неожиданно расцветали перед домами. Она открыла для себя лавки с древностями и дымные кафе, где можно посидеть в одиночестве с книгой, а вокруг тебя мужчины и женщины с жаром излагают свои взгляды на глобальное разоружение и спорят, кто более велик: Бенни Гудман или Гленн Миллер. Да, постепенно в Токио она стала чувствовать себя как дома…
Элли снова сосредоточила внимание на мадам Савада, которая перешла на японский.
– Хочу предупредить вас, миссис Раскин, процесс удочерения в Японии очень непростой. Это делается через суд, нужно много времени и сил, да и средств, особенно если нанимать адвоката. Хорошо, если у вас будет поручитель, какой-нибудь уважаемый японец, который даст вам рекомендацию. – Она оценивающе посмотрела на Элли и Фергюса, явно сомневаясь, что они вращаются в соответствующих кругах.