Лурье он обнаружил в зоне ресепшен. Старик, сопровождаемый старшей дочерью и зятем, уже успел получить ключ от каюты.

– Иван Александрович. – При виде Орлова он обрадовался, видимо, чувствуя себя в отпуске не совсем в своей тарелке. Несмотря на долгие годы знакомства, своего ученика, как, впрочем, и всех остальных коллег вокруг, он продолжал называть по имени-отчеству.

Въевшийся в кровь с наукой деонтологией врачебный этикет, будь он неладен. Даже самому себе Иван Александрович Орлов не признавался, что иногда предпочел бы побыть просто Иваном, а то и Ваней, Ванечкой.

– Добрый вечер, Леонид Петрович. Здравствуйте, Марина Леонидовна. – И потом пожал руку зятю академика.

Дочь Лурье он, разумеется, знал. Она тоже работала в их институте, выбрав ту же стезю, что и отец.

– Ой, Иван Александрович, раз вы здесь, то мы с Олегом убегаем, пожалуй. Званы на юбилей сегодня, а до него еще добраться надо. И так уже опоздали. Вы же проследите за папой, правда?

Она улыбнулась самой обворожительной улыбкой, на которую была способна, а Орлов вдруг с раздражением подумал, что отправляя восьмидесятилетнего отца одного в путешествие, о присмотре за ним можно было бы подумать и заранее. Или они и подумали, зная, что Орлов едет вместе с Лурье? Ладно, в конце концов, Леонид Петрович вполне в состоянии сам о себе позаботиться. Такой острый ум еще поискать.

– Марина, Иван Александрович еще не поселился. Донесите мои вещи до каюты и можете быть свободны. А вы, коллега, загляните ко мне, когда расположитесь в своих апартаментах.

– Я буду у вас за стенкой, – засмеялся Орлов, – так что загляну непременно. Вместе на ужин пойдем.

– Я уже в том возрасте, когда есть на ночь вредно. И я стараюсь не нарушать правило не принимать пищу после шести часов вечера.

– А я ужасно голодный. Со вчерашнего вечера ничего не ел, так что ужин не пропущу ни за что. Составьте мне компанию, Леонид Петрович. В конце концов, на теплоходе ужин – часть развлекательной программы. Думаю, нам представят команду и капитана.

– Ладно. Компанию составлю, – согласился академик. – Вечерний чай никто не отменял. Тогда заходите за мной, когда сочтете нужным. Марина, Олег, пойдемте.

Оформление не заняло много времени, так что спустя пять-семь минут Орлов, получив ключи, поднялся на нужную ему верхнюю палубу, остановился, чтобы разобраться, куда, собственно говоря, ему идти, и вдруг увидел молодую женщину, смотрящую на него так, словно она обнаружила привидение.

– Ванечка? – неуверенно произнесла женщина и вдруг стремительно залилась краской. – Ой, простите, Иван Александрович. Это я от неожиданности. Никак не ожидала вас здесь увидеть. Просто мама всегда называла вас Ванечкой, вот у меня и вырвалось.

Мама? Ванечкой? Этим именем Орлова звала только бабушка. Даже мама, вечно уставшая и замотанная, обходилась в лучшем случае Ваней, а когда была им недовольна, звала Иваном, подчеркивая сыновнее несовершенство. Отец же всегда звал его Ванькой.

– Ничего страшного, – произнес он, отчаянно пытаясь вспомнить, откуда она может его знать.

В ее облике действительно было что-то знакомое, хотя и основательно забытое. Высокая, с длинными прямыми волосами, красиво обрамляющими лицо. Цвета глаз не видно, они скрыты за довольно крупными очками. Да, кажется, раньше очков не было. Точно. Она всегда смотрела, не отводя взгляда, и выражение лица у нее было немного дерзкое, с легким вызовом. И ее мать действительно звала его Ванечкой, хотя это и являлось нарушением врачебного этикета, въевшегося в кровь после сдачи экзамена по медицинской этике и деонтологии, будь они неладны.

Орлов с изумлением осознал, что перед ним стоит дочь того самого доктора Ермолаева, ставшего его первым практическим учителем двенадцать лет назад. Ну да, в их первую встречу она была шестнадцатилетней девчонкой, а когда Орлов в последний раз гостил у Ермолаева в загородном доме, незадолго до увольнения, уже студенткой второго курса.

Он тогда как раз признался Ермолаеву, что поступил в аспирантуру и увольняется из Склифа, а тот так сильно расстроился, что наговорил Орлову много неприятных слов. Иван был вынужден быстро собраться и уехать с дачи, а девчонка бежала за ним до калитки, уговаривая не сердиться на папу, который вспыльчив, но отходчив.

– Вы меня не узнаете? – спросила она, покраснев еще больше, хотя это и казалось невозможным.

Ну да, от неловкости. Орлов сразу это понял и вдруг вспомнил ее имя, всплывшее из глубин сознания так естественно, словно он и не силился сделать это сегодня днем.

– Здравствуйте, Таисия, – ответил он. – Вас невозможно не узнать, потому что вы мало изменились. Я просто удивлен, потому что тоже никак не ожидал вас здесь увидеть.

От того, что с первых же минут путешествия он уже встретил пусть и давнюю, но знакомую, Орлов испытал вдруг острую досаду. У него нет времени на воспоминания и досужие разговоры. У него всего две недели, чтобы доработать свою докторскую до блеска, и он не может тратить их на краснеющих девиц, к тому же когда-то явно в него влюбленных.

Да, теперь Орлов точно помнил, что ермолаевская дочка когда-то испытывала по отношению к симпатичному ученику своего отца робкую детскую влюбленность. Впрочем, с тех пор прошло много лет. Сколько ей сейчас? Двадцать восемь? Скорее всего, она давно уже счастливо замужем. Или несчастливо. Впрочем, какая разница.

– Я не буду вам мешать, – каким-то встроенным чутьем она считала эту его внезапную досаду и отреагировала на нее, чуть закусив губу.

Самолюбивая, однако.

– Я не сомневаюсь. – Он галантно склонился в полупоклоне, улыбнулся краешком рта и двинулся в направлении своей каюты, чей номер на двери наконец увидел.

Таисия Ермолаева не могла ему помешать. И помочь тоже не могла. Он забыл про нее сразу, как переступил порог.

* * *

Придя на ужин и увидев накрытые столы, Таисия вдруг остро ощутила, что проголодалась. В желудке заурчало, и она с некоторым опасением оглянулась по сторонам. Не слышит ли кто. Выглядеть смешной ей не хотелось. Но нет, до Таисии Ермолаевой и ее желудка окружающим явно нет никакого дела.

Ресторан, расположенный на носу главной палубы, уже практически наполнился. Отдыхающие рассаживались за столиками, устраивались поудобнее в уютных