– Веду неофициальное дознание.

– Для чего?

– По зову сердца.

– По зову? – переспросила Шайгина таким тоном, будто слово было ей незнакомо. – Хм… Знаете, вы не похожи на следователя.

– А на кого похож?

Шайгина все приглядывалась к гостю, и внутри ее при этом что-то менялось.

– Вы похожи на человека, который многое пережил, – наконец заговорила Анастасия Юльевна, смягчившись. – И которому еще предстоит пережить еще больше. И еще вы похожи на человека, который нуждается в помощи. Какой-то вы… надломленный.

Стаев усмехнулся и вздохнул.

– Не в моих правилах отказывать людям в помощи, – продолжала Шайгина. – Видимо, вы тут не случайно. Что вас привело ко мне?

– Мне бы хотелось получше узнать Антона, чтобы понять, что произошло в «Белочке».

Хозяйка чиркнула взглядом по лицу Стаева, и ее черты еще больше смягчились.

– Хорошо. Я расскажу вам все, что прольет свет на происшествие в «Белочке». Это не поможет найти детей, но…

– Значит, вы считаете, что среди подобранных у Орлиной горы детей нет воспитанников десятого отряда?

Анастасия Юльевна фыркнула.

– При чем тут я? До вас приходили трое. Такие деловые, мрачные, ловкие, как коты. Все обыскали, везде залезли. Забрали компьютер Антона, книги, бумаги из письменного стола. Очень торопились. И с ними еще один был. Серьезный такой. Петров, кажется. Так он представился.

– Допрашивал вас?

– Не то слово. – Шайгина закатила глаза. – Пытал морально. Давил. Угрожал тюремным заключением, обвинял в пособничестве. Требовал флейту. Но дело не в этом. Судя по вопросам, которые мне задавал этот Петров, он понятия не имеет, где находится десятый отряд.

– А как же…

– И я не знаю, почему полторы сотни детей приехали к Орлиной горе в тот день. Скажу одно: они там оказались, конечно же, неслучайно.

– Понимаю, – сказал Стаев, хотя мало что понимал.

– Я расскажу вам то, о чем не говорила другим, – продолжала хозяйка. – Хоть мне и запретили распространяться на эту тему, но…

Она глянула на него немного кокетливо и на миг превратилась в молодую привлекательную девушку, какой наверняка была лет двадцать назад.

– Ну что ж, – согласился Стаев. – Давайте приступим.

– Для начала небольшая экскурсия, – объявила Шайгина.

«Ягоду-малину» сменила песня про подорожник-траву. Анастасия Юльевна распахнула двери обеими руками и вошла в комнату. Стаев ступил следом и остановился на пороге.

За дверями находился другой, сказочный, фантастический мир – законсервированная смесь восьмидесятых, шестидесятых и даже более древних, чуть ли не дореволюционных годов. Почти ни одной современной вещи или хотя бы предмета из девяностых. Все старое, советское, купленное «по записи» через знакомых. Мебельная стенка «Мечта», потрепанное кресло-кровать, тонконогий торшер со стеклянным абажуром, венские стулья и поцарапанный журнальный столик, комод с дырчатой накидкой, на котором читал книгу бронзовый Дон Кихот. На тумбочке дремали проигрыватель «Серенада» и стопка пластинок к нему, несколько гравюр с изображением видов сибирской природы замерли на стенах, в углу большие старинные часы с маятником мерно отсчитывали вечность, а у окна в кадке топырила резные листья древняя монстера. Имелся также большой книжный шкаф, но книг в нем почти не было. Создавалось впечатление, что они стояли там еще вчера. Стаев заметил, что стекла на окнах проклеены крест-накрест полосками бумаги, как это делали во время войны.

«Надо спросить, зачем», – подумал капитан.

Впрочем, архаичный антураж был всего лишь первым слоем. Второй начал проявляться чуть позже. Нет, это была не просто комната из прошлого и даже не рабочий кабинет, как выразилась Анастасия Юльевна. Это была мастерская, лаборатория, где все вещи служили определенной цели. Все они были полезные, необходимые – ни одной лишней – и лежали на своем месте; каждая использовалась по назначению и не занимала места зря. Этими вещами пользовались странные существа, непонятные Стаеву, которые занимались столь же непостижимыми делами. Они работали, изобретали, создавали какие-то нематериальные, но сложные и нужные творения, а может быть, даже ели, пили, спали – короче говоря, жили какой-то невероятной и невидимой для остальных жизнью.

Музыка обитала здесь в каждом уголке. Она рождалась тут, жила и, казалось, настолько пропитала пространство, что все в комнате – предметы обстановки, стены, потолок, пол – издавало легкие вибрации. Это была пещера Али-Бабы, и даже Стаев, не имевший никакого отношения к искусству, был поражен богатством собранной здесь коллекции.

«Что они за существа такие? – думал Стаев, дивясь невообразимой комнате. – Непостижимые простому уму. Как бы даже и не люди, не гомо сапиенсы, а человеки другой породы, перешедшие в другую форму существования, ведущие жизнь по другим законам и ощущающие, воспринимающие ее совсем иначе».

– Это что-то вроде лаборатории, – вздохнула Анастасия Юльевна. – Здесь мой покойный супруг, а потом и Антон проводили большую часть времени. А теперь пройдемте в комнату сына.

Убежище вожатого десятого отряда в какой-то мере перекликалось с обстановкой «лаборатории». Здесь тоже было много книг и музыкальных инструментов, а треснутое оконное стекло также было заклеено бумажными лентами в виде буквы «Х», но здесь царил совершенно другой дух.

Стаев прохромал через комнату, выглянул на пустую улицу. Затем подошел к кровати, постоял, присел на краешек и вдруг лег прямо на вафельное черно-красное покрывало. Хозяйка наблюдала за ним. Она не возразила и даже не удивилась странному поступку гостя. А Стаев из горизонтального положения изучал комнату, примеривал ее на себя, вживался в антураж, пытаясь увидеть ее глазами того, кто жил тут двадцать с лишним лет. Вожатый Антон Шайгин еще три месяца назад точно так же лежал на этой самой кровати с колючим покрывалом, читал книги, смотрел фильмы, слушал, играл и сочинял музыку, думая о чем-то своем.

По левую руку высились стеллажи с книгами, убегающие под самый потолок. Расставленные не по жанрам, не по алфавиту, они все же подчинялись какой-то системе. Здесь были и учебники (математика, физика, химия), и научно-популярная литература по биологии и ботанике, несколько книг по метеорологии. Целая полка была отдана социологии, лингвистике, психологии, педагогике и философии (Стаев прочитал несколько имен – Ницше, Канетти, Кант, Фрейд, Фромм, Жижек, Чомски, Маркс, Ленин, а отдельно – Макаренко, Коменский, Пирогов, Ушинский). Верхние полки были отданы беллетристике.

На соседнем стеллаже выстроились видеокассеты с фильмами. Названия незнакомые: «Метрополис», «В прошлом году в Мариенбаде», «Седьмая печать», «Разговор», «Потерянное шоссе». Тут же стоял проигрыватель компакт-дисков и коллекция CD. В отличие от книг диски были отсортированы по жанрам. Тут встречались почти все направления музыки: джаз, блюз, рок (от «Битлз» до хэви-метала), дискотечная попса и хип-хоп с рэпом, но больше всего было классики. Следователь принялся читать фамилии: Лист, Вагнер, Малер, Мусоргский, Стравинский, Скрябин,