голосом сказала она. — Васька меня оберегал ото всех, сам-то редко ко мне захаживал, а вот наказал, чтобы возле меня никого не было. Он жадный был, что его — то его, — женщина развалилась на стуле. — А мне это поначалу льстило, что я вроде как невеста чуть ли не короля улиц, — она хохотнула, — а потом надоело, да и Колю я встретила, — женщина мечтательно замолчала. — Он был такой необыкновенный. Цветы дарил, на экскурсии возил, Васятку маленького многому научил, он поэтому экскурсоводом-то и стал. И если бы не папашин характер и его наставления, мог бы многого добиться, — она тоскливо посмотрела на стакан с водкой, но взяла себя в руки. — Я за Колю-то замуж боялась идти, потому что Васька был суров. Сам бы не убил, но у него было к кому обратиться, а потом Вася пропал. Год нет, два нет, я расслабилась. У меня уже и Олька двухлетняя была, — она подпёрла голову рукой. — Стали мы о свадьбе говорить, всё планировали, а потом хотели перебраться жить к его родственникам под Вологду, — женщина вздохнула. — Вася пришёл ночью. Я, как могла, собой Ольку закрывала, — нижняя губа её задрожала, а на глазах проступили слёзы, — я ж, как могла, берегла то, что не его она дочь. А тут, видимо, с зоны вышел и прознал, как в город вернулся. Он на мне живого места не оставил, Оленьке лицо порвал сильно, Коля тогда у себя был, но и до него добрались, — женщина приложила сомкнутые пальцы с обломанными ногтями к губам. — Знаешь, начальник, мне ведь никогда так страшно не было, как за неё. Да и меня пальцем никто не трогал. Ох, аж почернело всё вокруг, как вспомню, — она вдруг ожила, вскинулась. — А чё горевать-то? Не вернёшь ничего. В общем, сказал он мне, что выкуп мой за дочь — чтоб я с Колей никогда не виделась. Отомстил, значит, — женщина пожала плечами. — А что мы могли сделать? Мента к нам круглосуточно не посадишь, да и схорониться негде было, всё равно б нашли. Оленька стала после той ужасной ночи нервная, замкнутая, очень тяжело с ней было. Она так испугалась, что просто каждого шороха боялась, да и по Коле скучала, — она пожала плечами. — Когда Оля подросла, я, как смогла, что-то объяснила, но она упрямая, умная. Нашла Колю и они, вроде как и не признавали друг дружку, но она у него училась, так хоть виделись, да и я мельком с ним.
— А Васька ваш не проявлялся все эти годы? — спросил Малинин.
— Почему? Приходил иногда, но всё больше ночью, странный какой-то, другой. Но я всё сделала для того, чтобы он не хотел даже смотреть в мою сторону. Ханка стала моей самой большой подругой и спасением, — она замолчала. — А потом стало совсем страшно. Исполнилось Оленьке шестнадцать лет. Вася пришёл с цветами и подарками, — вздохнув, женщина бросила извиняющийся взгляд на Малинина и отпила глоточек. — Прости, начальник. Душу жжёт. Я ж Оле-то, конечно, не говорила, кто ей лицо порвал и так напугал. Он для неё дядя Вася был. Принёс он подарки, посмотрел на меня странно и сказал: «А ведь ты всегда такая умница была. Даже от правильного мужика дочку родила». Я тогда в шоке была и ничего не поняла. А через несколько дней Олю пригласила компания из школы на Кутейкину гору, ну и больше я её не видела. Коля искал, искал, но не нашёл, — она отпила ещё глоток. — Васька пришёл, я к нему, чтоб найти помог. А он, паскуда, ржёт и говорит: «Всё! Теперь она ям. Колька-то твой тоже ям, хоть он от рода и отрёкся. Но я её подарил, теперь она будет достойной матерью всем поколениям. А ты можешь быть свободна», и ушёл. Я вообще ничего не поняла, что он сказал. Я нашла Колю, тот, как всё услышал, помрачнел. И пошёл куда-то и его я тоже больше не видела. Васька мой стал на отца работать своего, а мне, чтоб помогала, обещали за Оленькой хорошо присматривать и изредка мне показывали.
— А почему вы тогда так обращались с Антониной?
— Если б она рыпаться начала или уехать захотела, то они б нашли и убили. Она, на свою беду, оказалась дочкой ям, то есть, по сути, для них тоже была важна. Хотя больше ценятся у них женщины, если отец ям. Они Ваське-то моему и поручили её найти, а тот дурак влюбился. Но потом ему мозг-то на место ввинтили быстро.
— А кто такие эти ямы? — Малинин не хотел прерывать рассказ, но уже совсем не понимал, о чём идёт речь.
— Народность такая была здесь, говорят. Люди-нелюди, что жили под землёй. Тонька должна была девочку родить, тогда бы они её отпустили. Только вряд ли.
— А почему Васька стал с ними… — Малинин помолчал, подбирая слова, — Объединился, что ли?
— Не знаю. Это точно не смогу сказать.
— Николая Борисовича мы нашли, — Малинину даже стало жаль эту женщину. — Точнее, — он хотел сказать скелет, но это было бы слишком жестоко, — его тело.
— Правда? — она вскинула на него глаза и сквозь многие годы боли и потерь, вдруг проглянул лучик того счастья, что когда-то согревало эту израненную душу. — Спасибо тебе, начальник. Теперь я точно могу уходить.
То, что произошло в следующую секунду, не мог ожидать никто. Женщина медленно распрямилась, залпом допила спиртное, отошла к двери, но вдруг схватила стул и ринулась к окну. Малинин, который отвернулся, чтобы взять ещё один бланк, только услышал за спиной звон стекла и почувствовал резкий порыв ледяного ветра, который ворвался в образовавшуюся брешь. Егор подскочил к раме, выглянул на улицу и увидел, что женщина лежит плашмя на блещущем снегом асфальте, а из-под её головы растекается тягучее красное пятно.
Глава 7
Непривычно розовое, румяное утро заглядывало в окно домов, любовалось на себя в отражениях. Ледяной дымкой курилось тепло над печными трубами, которые ещё сохранились в частных домах, попадающихся то там, то здесь между типичными малоэтажными постройками. Стылый воздух сразу же застревал инеем в носу, тёр до красноты щеки и заставлял идти быстрее обычного. Софья шла по улице, закутав лицо в шарф и стараясь смотреть исключительно себе под ноги, потому что ко всем зимним радостям прибавился ещё и гололёд.
Девушка нырнула в арку и, пройдя несколько шагов, остановилась. Она чётко осознала, что за ней кто-то идёт, хотя сзади никого не было, но полное ощущение присутствия чужого человека рядом оставалось.
