– Могут что? Ты о чем? – спросила Элли, сразу отвлекшись от своего горя.

– Редакторы. Руководство. Дункан Кромер, черт его дери, и все его политбюро. Они переводят меня. Хотят отправить в Гонконг. Только Гонконга мне не хватало!

– Насовсем? – спросила Элли.

– Ну, как минимум на пару лет. «Сейчас главная арена событий – Китай». Это сказал мне святой Дункан. И все потому, что я говорю по-китайски. Мол, там от меня будет больше пользы. Идиоты. Они знать не знают, что китайский в Гонконге – это совсем не тот язык, на котором мы говорили в Шанхае.

Он уселся рядом с Элли, заметил на столе бутылку виски и протянул руку за стаканом.

– Но мы не можем уехать из Японии! – воскликнула Элли, слыша панику в своем голосе. – Не сейчас. Я должна быть в Токио, рядом с мамой. Я не могу бросить ее в таком состоянии. И…

Она хотела объяснить про Майю, но не решилась.

На миг она остановилась, осмысливая суть услышанного.

– Это из-за Виды, да? – тихо спросила она. – Из-за допроса в полиции, из-за твоей фотографии в газетах? Они хотят выпихнуть тебя из Японии как можно скорее?

Фергюс поставил бутылку виски на стол и кивнул.

– Да. Я тоже сразу так подумал. Они это, понятное дело, отрицают. Мол, это их «новая редакционная стратегия», – какая стратегия? Конечно, это из-за Виды. Зачем им такая головная боль? Не удивлюсь, если в ее убийстве они подозревают меня.

– Что за глупости! – воскликнула Элли. – Никто тебя не подозревает. Другое дело, что им не нужны проблемы с японскими властями. Когда они просят тебя уехать? Ты можешь их как-то переубедить?

Она поднялась, взяла стакан Фергюса и высыпала туда оставшийся лед из холодильника.

– Хотят, чтобы я был в Гонконге к концу месяца. Не знаю. Могу, конечно, поговорить прямо с Дунканом. Объяснить твои обстоятельства и все такое. Дело не только в твоей матери. А удочерение? Как быть с удочерением?

Именно сейчас надо сказать, что Майи больше нет. Но Элли просто сидела рядом с ним и сочувственно кивала, пока он клял своих работодателей. Они допили бутылку виски и принялись за другую.

Гонконг. Фергюс бывал там раньше, но Элли об этом городе имела смутное представление. Она помнила фото или гравюру, которую где-то видела, – закат в Гонконге: здания на крутых скалистых холмах, гавань, джонки с прямыми парусами. Выглядело довольно привлекательно, хотя изображение было старым и выцветшим. Возможно, теперь Гонконг совсем другой. И могут ли они стать приемными родителями там? Возможно, по британским законам это будет даже проще. Она только-только свыклась с Токио. Кажется, осела здесь – и снова менять жизнь, начинать все сначала на новом, совершенно незнакомом месте?

– Наверное, я могу уйти на вольные хлеба, – предположил Фергюс. – Послать их к черту и просто остаться здесь, с тобой.

Элли обняла его за плечи.

– Благослови тебя Бог за эти слова, – сказала она, – но вряд ли из этого что-то выйдет. Ты лучше других знаешь, как трудно зарабатывать на жизнь свободному художнику. Ничего, что-нибудь придумаем. Можешь переехать в Гонконг первым, а я приеду потом, когда…

Ее голос прервался. Сказать «когда мама умрет» у нее не поворачивался язык, но на самом деле так и было.

Постепенно Фергюс утихомирился, перестал что-то раздраженно бормотать. Они обнялись, потом он уснул прямо на диване, а Элли, оставив его, пошла в спальню.

* * *

Она проснулась с головной болью и кислым привкусом во рту. Фергюс уже ушел, и она, к счастью, успела убрать со стола стаканы и бутылки, когда в дверях появились двое полицейских – толстяк, который делал записи во время их беседы, и еще один молодой человек, которого она раньше не видела.

Поначалу она решила, что они пришли за фотографией, все еще лежавшей где-то в доме, хотя Фергюс обещал отнести ее в полицию. Но потом поняла – дело не в этом. Про еще одну фотографию полиции никто не говорил – как они могли догадаться?

Полицейские вежливо поздоровались с ней, сняли обувь и головные уборы и со смущенным видом молча остановились в гостиной, сложив руки перед собой. В голове Элли мелькнула ужасная мысль: они хотят сообщить о еще одной насильственной смерти. Что-то случилось с Фергюсом… или Кеном?

Но толстяк какое-то время разглядывал комнату, а потом дружелюбно заметил:

– Хорошие здесь дома, верно? Построили сразу после великого землетрясения в Канто. До войны тут неподалеку жили мой брат с невесткой. Но когда начались бомбежки, они переехали. Сейчас они в Нагое.

Элли в замешательстве уставилась на мужчин. Ведь они пришли не затем, чтобы поболтать об архитектуре района? Она бросила нервный взгляд на стол и с облегчением увидела: фотографии там нет. Наверное, Фергюс унес ее в кабинет. Она задумалась: вдруг полицейские захотят обыскать дом? И если окажется, что в деле об убийстве она скрыла важную улику, какое ее ждет наказание?

– Пожалуйста, присядьте, – сказала она вслух. – Чай? Или что-нибудь холодное?

– Если можно, холодное, – ответил толстый полицейский. Она достала из холодильника бутылку «Кальписа», немного холодной воды и села напротив них. Полицейские потягивали беловатый напиток и с нескрываемым любопытством оглядывали комнату.

– Муж сейчас на работе, – нарушила молчание Элли. – Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Надо кое-что выяснить, – сказал толстый полицейский. Он достал из кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб. – Жара в это время года – просто беда. Согласны? – добавил он извиняющимся тоном.

Тот, что помоложе, почти подросток – на щеках еще виднелись шрамы от угревой сыпи, – достал блокнот и карандаш.

– Насколько мы знаем, во время войны вас интернировали в Австралию, а потом вы репатриировались в Японию, – он заглянул в свой блокнот, – четырнадцатого марта сорок шестого года.

– Все верно, – сказала Элли. Они явно времени даром не теряли, подготовились хорошо.

– Ваша девичья фамилия – Макферсон. Ваш отец был англичанин?

– Шотландец, – уточнила Элли.

– А вашу мать зовут… Танака Риэ. Она японка.

– Теперь она тоже Макферсон, – сказала Элли как можно спокойнее, – но при рождении она была Танака Риэ. – Ей хотелось сказать: «К чему все эти вопросы? Разве быть наполовину японкой – это преступление?»

Но полицейские, похоже, удовлетворили свое любопытство по поводу ее прошлого и перешли к другим темам.

– Вы говорили, – сказал толстый полицейский, – что обедали с мисс Токо в Канде, в… – он сделал паузу, и молодой человек, сверившись с блокнотом, закончил за него:

– В начале июня.

– Верно.

– Точную дату помните?

Элли задумалась, а затем сказала: «Минуточку». Ее маленький ежедневник лежал на скамейке в кухне. За последнюю неделю она ничего в него не писала.

Взяв его в