– О’кей, теперь давай помолчим!

Оливо знает, что над ним, в нескольких метрах земли и нескольких сантиметрах цемента, находится цистерна. Пару дней назад Гус со своими прихвостнями держали его в ней. Тогда он и услышал идущий снизу ритмичный ударный звук. Теперь он знает, что это были саламандры. Они стучали кирками, заступами и ломами, заканчивая подкоп. Тогда это невозможно было представить, ему недоставало слишком многих деталей, но сейчас…

Вдруг он слышит басы, ударника, затем слабые звуки других музыкальных инструментов и топот ног. Над ними наверху играет музыка и танцуют люди. В нацистском бункере что-то празднуют.

– Чё слышно? – спрашивает Мунджу.

– Ничего, все тихо, – успокаивает его Оливо.

А сам задумывается: что могут отмечать эти психи? Полиция их почти повязала, их секретный бункер – уже не секретный, и вся банда в курсе, что Густаво – дальтоник. По крайней мере, никакого государственного праздника точно нет… Если только это не какой-нибудь юбилей, запланированное мероприятие. И все-таки сегодня, то есть двадцать второго марта вроде бы нет никаких знаменательных дат… хотя… скоро ведь наступит двадцать третье марта… если уже не наступило.

– Двадцать третье марта, – шепчет он. – Немецкий парламент принимает закон о преодолении бедственного положения народа и государства, более известный как закон о чрезвычайных полномочиях. Этот правовой акт позволил Гитлеру в качестве рейхсканцлера вводить новые законы без одобрения парламента. Короче говоря, знаменовал начало установления диктатуры в Германии.

– Чё говоришь? Какой рейхсканцлер?

– Ничего-ничего.

Оливо спрыгивает с ящика.

– Возьми фонарик, – говорит, – и посвети на мину.

Мунджу выполняет.

Оливо склоняется над штуковиной, созданной по задумке и желанию Серафин. На огромном взрывном корпусе мины укреплена небольшая металлическая коробочка с крышкой.

Оливо осторожно поднимает крышку, под ней дисплей с таймером, показывающим цифры «13» и «36». Через секунду на таймере уже «13» и «35». В следующую секунду – «13» и «34».

– Сколько времени сейчас? – спрашивает Оливо.

Мунджу смотрит на мобильник, и на какое-то мгновение они оказываются в темноте, различая только мелькающие красным светом числа: тринадцать минут и двадцать девять секунд.

– Одиннадцать сорок семь, – говорит Мунджу.

Именно этого и не хотел бы слышать Оливо.

– Мина взорвется через тринадцать минут и… двадцать пять секунд, значит, как только часы пробьют полночь, – говорит он. – Наверху празднуют годовщину установления нацисткой диктатуры. Нам нужно утащить ее отсюда, иначе будет бойня.

– Может, ошибаешься?..

– Теряем время, бери с той стороны.

– Мы уже выяснили, что я ничего не должен тебе. И потом, куда хочешь нести ее?

– В любом случае вытаскиваем отсюда. А потом что-нибудь придумаем.

Мунджу колеблется. Буквально разрывается на части. Как ему сейчас хотелось бы быть подальше от этой дыры, и в жопу всех нацистов. Тогда он вдруг рывком наклоняется и хватается за свободные ручки.

– Знал ведь, что нужно сбросить тебя с той террасы.

35

Бежать в темноте по туннелю, таща сорокакилограммовую бомбу, мощности которой хватит, чтобы снести многоэтажный дом, и с таймером, который отсчитывает секунду за секундой до приближения катастрофы, – это ситуация очень далекая от привычного понятия «немного тренировки не помешало бы», – хотя могу заверить, что худеешь прямо на ходу, не знаю, понятно ли объясняю.

Однако именно это и делают Оливо и Мунджу вот уже три минуты с тех пор, как двинулись по акведуку в обратном направлении.

– Мы уже довольно далеко отбежали, – вдруг говорит Мунджу. – Бросаем ее здесь и уходим.

– Нельзя, – отвечает, еле переводя дух, Оливо.

– Почему?

– А если над нами больница, колледж или двенадцатиэтажный дом? Ведь все же разнесет к чертовой матери! Мы не можем бросить ее где попало.

– Ты так не говорил, когда мы взяли эту штуковину!

– Я не подумал.

– И куда же теперь ее денем? Если она должна кого-то взорвать, так лучше уж нацистов, чем больницу или жилой дом со множеством людей, разве не так?

– Нужно поднять ее наверх и оставить там, где она меньше всего принесет вреда.

Мунджу замедляет бег и в конце концов останавливается. Оливо, держась за свои две ручки, продолжает тянуть мину, но не может сдвинуть на миллиметр ни бомбу, ни Мунджу.

– Ты ведь знаешь, что за херню несешь? – говорит Мунджу с тревожным спокойствием. – Понятия не имеем, где находимся, и если не найдем какую-нибудь лестницу, чтобы выбраться наверх в течение… – он смотрит на таймер, – восьми минут и шести секунд…

– Справимся.

– Не справимся.

– Через пять минут. Если не поднимемся, бросаем ее и делаем ноги.

– Если это сделаем сейчас, у нас будет на пять минут больше времени, чтобы удрать.

– Через четыре минуты. Последнее предложение.

Мунджу снова бежит, и Оливо за ним, стараясь не отставать, хотя уже кажется, что сухожилия у него на спине стали тонкими и хрупкими, как давно замоченная рисовая лапша. Он настолько обессилел, что ему уже мерещится тиканье взрывателя.

– Тикает! – кричит Мунджу.

– Только кажется! Бежим!

Когда сворачивают за угол, вроде замечают невдалеке в свете фонарика какой-то металлический отблеск. Мунджу закрепляет мобильник в кармане своей джинсовой куртки.

– Это лестница, – говорит Оливо.

– Лишь бы только не переносная, на ней мину не поднять, – отвечает Мунджу.

– Справимся. Я полезу первым и потяну вверх, а ты толкай снизу.

– Одной рукой ведь придется держаться за лестницу, а бомбу в таком случае только другой.

– Давай без подробностей!

У подножия лестницы они останавливаются и действуют так, как предложил Оливо. На пятой ступеньке мобильник выскальзывает из кармана Мунджу и летит вниз. Слышно, как он с грохотом разбивается там…

– Охренеть, я ведь только что купил его! Выживем – вернешь деньги!

– Все, что угодно, если выживем!

Оливо чувствует, что его силы на пределе. Он вспотел, взмок всюду, где только можно, но больше всего его беспокоят влажные руки. Чтобы поднять мину, ее нужно крепко держать. А тем временем Мунджу снизу толкает и кряхтит, кряхтит и толкает.

Они преодолели уже ступенек двадцать, но понятия не имеют, где находятся. Слишком темно, светится только таймер, показывая три минуты и двадцать две секунды.

– Кажется, как же! – ворчит Мунджу. – Тикает вовсю!

– Это верно, от страха и стресса я не сразу понял, что это был за звук.

И вдруг раздается «тук!».

– А-а-а! – кричит Мунджу, решив, что это щелкнул предохранитель взрывателя, и все – Армагеддон, конец.

На самом же деле это Оливо Деперо ударился головой обо что-то твердое. К счастью, серая шерстяная шапочка смягчила удар.

– Это люк, – говорит Оливо.

– Так открывай его! – кричит Мунджу. – И выходим отсюда!

Оливо толкает люк головой, плечами, спиной. Наконец что-то скрежещет и сдвигается с места, словно на рельсовом механизме, сверху