Игорь пожал плечами, помотал головой и, нахмурившись, объяснил:

– У нас не было разговоров о нехватке денег. Наталья не подавала на алименты. У нас не было этих проблем. Ребенок совместный. То, что на него понадобится больше средств, чем на здорового, было понятно сразу. Я переводил Наталье деньги, исходя из собственных расчетов, не из суммы, положенной на алименты государством. У меня есть возможности. Полностью оплачиваю интернат, постоянных врачей и дополнительно двадцать процентов от суммы. Я не спрашивал у Натальи отчета, но знаю: она откладывала на непредвиденные расходы, которые могли возникнуть. Мы сразу договорились, что она будет держать меня в курсе дел и скажет, если что-то понадобится.

Голос звучал спокойно, но лоб прорезали морщинки – и горизонтальные, и вертикальные, взгляд холоден и направлен в сторону, в целом же лицо расслаблено. Это означало огорчение, даже печаль. Либо то, что ему нужно объяснять очевидные вещи, но скорее сожаление, что ни за какие деньги нельзя купить здоровье сыну.

– Наталья очень много вкладывала в Ивана сил и времени. Это дороже денег… – закончил Игорь мысль. – Я не могу так, как она. Могу лишь деньгами обеспечить сыну все его потребности. Пока могу.

До Киры вдруг дошло. Он огорчен тем, что не сможет помогать Ивану всю жизнь. Во что бы то ни стало сына надо поставить на ноги и научить жить самостоятельно. Игоря огорчает зависимость сына от него и от врачей.

Развивать эту тему специалист по психопатологии не стала. Она не имела отношения к делу.

– Вы знали, что Наталья начала с кем-то встречаться? – спросила Кира. – Она вам рассказала?

– Она что-то такое говорила. – На лице Игоря мелькнуло смущение, он явно пересиливал себя. – Не понимаю, зачем она мне это сказала.

– Вам стало неприятно, что у вашей бывшей жены появился мужчина? – уточнила Кира и увидела, что Игорь смутился еще больше. У него покраснели уши. Ему стыдно?

– Нет, не в том дело. Разумеется, у нее может быть, то есть должна была быть личная жизнь. И мужчина. И семья, если она захотела бы. Она имела на это право. Но эта часть ее жизни совершенно меня не касается. Я хочу сказать, ей не надо было ставить меня в известность.

– Она как-то по-особенному ставила в известность? – Он так смущался и краснел, что даже у бессовестной Киры Вергасовой появились сомнения и чувство вины за то, что она лезет, куда не следует. Уже залезла в чужую спальню, сейчас присядет на кровать. Но отступление не входило в ее планы. – Что вас так смутило? Что-то в ее тоне? Какие-то подробности?

Он тяжело вздохнул и тихо произнес:

– Она как будто разрешения спрашивала. Как будто, если бы я был против, она бы отвергла мужчину и не стала бы встречаться и любить… Это неправильно. У нее своя жизнь, и она должна сама решать, что она будет делать и чего не будет делать. Это как…

– Перекладывание на вас ответственности за свои поступки. Перенос вины в случае неудачи.

Игорь посмотрел на Киру удивленно. Затем кивнул.

– Да. Она перекладывала на меня ответственность, – тихо и твердо сказал он. – А каждый человек должен сам отвечать за свои поступки и за все их последствия. Мы уже разошлись с ней. Не смогли выстроить нормальных отношений. Эту ответственность я с ней делил. Но брать меня третьим в ее отношения с другим мужчиной не надо.

Кира закивала.

– Игорь, а почему вы разошлись с Натальей? Кто стал инициатором развода?

– Я. – Мужчина снял очки и, достав из кармана платок привычным жестом, который повторял так часто, что уже не замечал его, протер стекла.

Кира подумала, что у людей, которые носят очки, это действие заменяет выкуривание сигареты. А еще заполняет паузу во время раздумий и в период замешательства.

– Я не хотел, чтобы она мучилась. Я не хотел, чтобы она страдала, – произнес он.

– Поэтому вы оставили ее одну с больным ребенком? – уточнила специалист по психопатологии, но, на мгновение задумавшись, сгладила: – Наверное, все знакомые так решили?

– Решили. Но это не имело значения. Когда мы расходились, Иван уже жил в интернате. – Игорь взъерошил волосы. Жест, означающий, что человек размышляет и сомневается.

Кира замерла, понимая, что он раздумывает, насколько подробно стоит рассказывать следователям историю своего брака.

Мужчина решил продолжить рассказ:

– Да, Ваня болел. С рождения, инвалид. Тогда врачи не давали никаких шансов, что он будет нормально ходить. Это очень грустно и печально. Мы не сразу пришли к пониманию, что его надо лечить, не сразу нашли интернат. И что ему будет нужна наша помощь всю жизнь, тоже тогда не понимали. Но дело было не в этом. Наталья все время страдала. Все время мучилась. Как будто специально себя истязала. – Он помял пальцы и поправил очки. – Сейчас объясню. Если у нее болела голова, она не ложилась отдыхать, не пила лекарство и не вызывала врача – она принималась убираться и готовить в три раза больше, чем делала это обычно, больше, чем это кому-то нужно. Она обязательно вставала со мной в три утра, чтобы проводить меня на работу – я тогда по такому графику работал… хотя я не завтракал и просто умывался и одевался под ее взглядом. Она все время носила Ваню на руках. Он был спокойным ребенком. Он спал везде: в коляске, в кроватке, на нашей кровати, на руках бабушки. Но она его качала и носила. Она как будто все время жертвовала собой. Жертвовала там, где было не нужно. Там, где никто этого не просил, а наоборот, даже не хотел этого. Но она не просто жертвовала собой, она от этого очень мучилась. И все время просила на это одобрение. У меня спрашивала. Если я не давал разрешения, говорил, что ей не надо столько времени тратить на уборку и не следует меня провожать, что не надо готовить мне обеды из трех блюд, она огорчалась еще больше. Я все время чувствовал, что делаю ее несчастной. Я просто не нашел способа сделать по-другому. Я пробовал действовать хитростью: не говорил, что мне надо уходить рано утром; она не ставила будильник, я убегал тихо, быстро, а вечером находил ее с покрасневшими от слез глазами. Она волновалась, что не разбудила меня, что я ушел чем-то недовольный и вообще обманываю ее. Все становилось еще хуже. Я даже спрашивал ее, что мне сделать, чтобы она была счастлива. Она тихим голосом мученика произносила: