Он поднимается и пожимает мне руку.

– Джим Престон. Рад встрече.

Я смущенно качаю головой.

– Извините. Я ожидала увидеть кого-то постарше. Думала, вы отошли от дел. Мне так сказали, когда давали ваш телефон.

– Правда? – Он отодвигает для меня стул, пока я стягиваю рюкзак.

Официантка ставит у стола детское кресло. Я высвобождаю Эви из слинга. Она с абсолютно счастливым видом улыбается Джиму Престону, который слегка машет ей.

Наверное, нам нужно почаще выбираться.

– Отошел от освещения автокатастроф и мелких наркоманских разборок, вы имеете в виду, – говорит Джим, снова присаживаясь. – В юности у меня была мечта писать большие истории, может, получить какую-то журналистскую премию. Но закончил я в местных новостях. А потом у нас с женой появился ребенок… – Он улыбается Эви и опять смотрит на меня. – Ну, что тут рассказывать. Мне нужна была настоящая работа, с окладом и соцпакетом. Теперь я аналитик данных. Работаю тут поблизости в одном из крупных банков.

– О, мой муж тоже работает в финансах.

Он кивает.

– Да, я помню. А он еще не на пенсии?

– На пенсии? Боже, нет. Он не настолько стар, – улыбаюсь я.

– Я не это имел в виду… Просто помню про его фирму, что она вроде как была на грани закрытия…

Я качаю головой.

– Точно не знаю. Но сейчас у него своя нишевая инвестиционная компания.

Приходит официантка. Джим заказывает жареную острую курицу с рисом, я тоже.

– Итак, – говорит он, когда она уходит. – Вернемся к тому, что мы пришли обсудить. Как я могу вам помочь?

– Мне не по себе от того, что Хлоя живет в нашем доме. Ее поведение кажется очень странным, особенно по отношению к Эви. – Мы оба смотрим на дочку. Я вздыхаю. – Мне очень тревожно, Джим. Ничего, если я буду звать вас Джим?

– Конечно. И я не виню вас, Джоанн. Мне бы на вашем месте тоже было тревожно.

– Вы сказали, что она отказалась от показаний, которые дала полиции изначально. Можете рассказать подробнее? Звучит так, будто она врала.

Он потирает заросший щетиной подбородок.

– Полиция поделилась со мной, что изначально Хлоя говорила, будто в доме был посторонний и она слышала, как ее мать с кем-то разговаривала перед тем, как упала. Когда ей объяснили, насколько эту историю сложно подтвердить, она занервничала. Сказала, что ошиблась, что, может, никого и не слышала, только свою мать. Каждый раз, открывая рот, она противоречила тому, что говорила минуту назад. И тогда вмешался ее отец. У него был адвокат, очень хороший, и благодаря ему допросы пришлось полностью прекратить. Он говорил, что девочку это слишком расстраивает, но я был хорошо знаком с детективом, ведшим то дело, и у него как-то проскользнуло, что она врет.

Официантка ставит перед нами тарелки. Кажется, меня сейчас стошнит.

– Вы считаете, она столкнула свою мать? – выпаливаю я.

Он не отвечает.

– В статье вы нигде не написали, что полиция подозревала ее во вранье.

– Никто не мог этого доказать. И что, если я ошибался? Может, она действительно была в шоке и что-то напутала. – Он пожимает плечами.

– Но вы ведь так не думаете?

– Скажем так. Вы не находите странным, что она целый день просидела со своей мертвой матерью? Ей было одиннадцать лет, не три. Она могла снова подключить все телефоны и позвать кого-то на помощь. Но Хлоя этого не сделала. Когда…

Я поднимаю руку.

– Минуточку. «Снова подключить все телефоны»?

– А, ну да, это тоже не попало в статью. Все телефоны в доме были выключены из розеток. Абсолютно все. Как выяснилось, эта была одна из любимых игр Хлои: она вытаскивала все телефоны из розеток, когда оба ее родителя были дома. Чтобы им не звонили. И она сделала так опять, только по какой причине… – Его нож и вилка застывают в воздухе. – Она забыла.

– Забыла?

– Да, забыла, что она это сделала. – Джим подается вперед. – Она могла бы спасти свою мать, если бы вызвала скорую помощь.

– Что? – чересчур громко вскрикиваю я, и Эви роняет бутылочку. Понижаю голос. – Но она погибла от удара.

– Нет, это было не так. Никто точно не знает, сколько времени она умирала, но это могло длиться до двадцати минут.

Я зажимаю рот рукой.

– И я расскажу вам еще одну вещь, которая не попала в статью. Они делали в доме ремонт.

– Ремонт?

Джим кивает.

– Они как раз заменяли балюстрады. На третьем этаже половину уже демонтировали. Человек, который опирался на эти перила, буквально держал свою жизнь в своих руках. – Он делает упреждающий жест. – Знаю, знаю. Она выпила. Я видел результат вскрытия.

Нервно потираю лоб.

– Думаю, она выпила немало, – говорю я, разыгрывая адвоката дьявола. – У нее были депрессивные наклонности. И суицидальные.

– Диана плеснула себе рома в кофе в начале дня. Она не была в стельку. Вся эта история казалась дико мутной. Потом я пытался получить доступ к медицинским документам в психиатрическом учреждении, где она лежала, но, как вы знаете, это запрещено законом.

– Значит, вы должны понимать, насколько Диана была нездорова, – все еще пытаюсь найти оправдания я. – Вы не попадаете в психиатрическое учреждение, если у вас нет очень серьезных проблем.

– Я говорю не о миссис Аткинсон. Я говорю о девочке.

У меня падает челюсть.

– Психиатрическая больница? Для Хлои?

– Да, вы знаете, через год я вернулся к этой истории. Можете называть это профессиональным любопытством. Я не писал об этом, но выяснил, что Хлоя получила направление в детскую психиатрическую клинику и легла туда сразу после смерти матери. Я пытался связаться с мистером Аткинсоном, чтобы обсудить это, но он не отвечал на мои звонки. Между нами – мне кажется, он потянул за какие-то ниточки. Думаю, подозрения по поводу причастности Хлои к смерти матери были очень серьезными. Полагаю, они заключили своего рода сделку: если она обратится за профессиональной помощью, власти не будут дальше продавливать это дело.

– Он мог этого добиться?

– У него были связи и деньги. Подчеркиваю – я не утверждаю, что он это сделал. Но могу предполагать.

Эви отталкивает бутылочку. Я убираю ее в рюкзак. Смотрю в тарелку. Сейчас я точно ничего не смогу съесть.

– Знаю, что у них была вторая дочь, Софи, которая умерла, когда ей было всего несколько месяцев.

Он кивает.

– Да, внезапная младенческая смерть. Это всплыло в ходе расследования. И, кстати, подтвердило нестабильное состояние миссис Аткинсон.

– Как вы думаете, Хлоя имеет к этому отношение? – Я закусываю нижнюю губу.

Джим задумывается.

– Не знаю – и это истинная правда. Думаю ли я, что это возможно? Да. Полагаю ли я, что Хлоя убила свою мать? Не знаю, но остается слишком много вопросов, чтобы полностью это исключить. Но я скажу вам еще кое-что. Я видел Хлою и мистера Аткинсона вместе только один раз, когда приходил к ним домой побеседовать для статьи. Он быстро отослал ее в комнату, но я заметил, каким взглядом Хлоя посмотрела на него: он был холодным. Как будто она давно мертва внутри. У меня аж мурашки побежали. А потом я уловил выражение лица мистера Аткинсона, и поверьте мне, Джоанн, он боялся ее. Этот мужчина боялся своей одиннадцатилетней дочери.

Глава 32

– Что, плохие новости?

Хлоя стоит у двери детской. Она закидывает в рот виноградину.

Я вздрагиваю.

– Почему это? – невинно спрашиваю я, укладывая Эви на пеленальный столик.

– Просто тебя не было сто лет. Значит, результаты анализов не очень, да?

Результаты анализов.

– Нет, ну то есть да, результаты так себе. Плохие новости. Я не хочу об этом говорить.

– А что с тобой не так? – спрашивает она.

– Я говорила тебе. Просто потребовалось несколько анализов, вот и все. – Глажу Эви по щеке. Ее веки дрожат: похоже, она сейчас заснет. – Правда, Хлоя, я не хочу сейчас об этом разговаривать.

Она хватается за дверную ручку:

– Ну и ладно.

После ее ухода я пытаюсь уложить в голове все, что сказал Джим. Я живу со свихнувшейся молодой женщиной, которая с большой вероятностью убила свою