– Трудно сказать, сэр. Не обязательно, – отозвался Эллиот. – Слишком много противоречивых обстоятельств. Кто-то украл, а потом вернул дактилограф; кто-то напугал до полусмерти девушку…

– И тем не менее вы не хуже моего знаете, – сказал Маррей, широко раскрыв глаза, – какой вердикт вынесут присяжные на дознании. То, что он покончил с собой и отшвырнул нож, крайне маловероятно, но возможно; а вот возможность убийства, кажется, совершенно исключена. И все-таки я считаю, что это убийство.

– Ага, – оживился доктор Фелл. – Так-так-так. И в чем же состоит ваша гипотеза?

– Исходя из того, что это убийство, – ответил Маррей, – я могу предположить, что преступник воспользовался каким-то иным оружием, а вовсе не тем ножом, что вы нашли. Гипотеза моя состоит в том, что отметины на горле напоминают скорее следы от клыков или когтей.

Глава одиннадцатая

– Когтей? – переспросил Эллиот.

– Данный термин я употребил образно, – произнес Маррей с таким менторским апломбом, что Пейджу захотелось дать ему хорошего тычка. – Это не обязательно должны быть когти в буквальном смысле. Позвольте, я поставлю вопрос ребром?

– Пожалуйста, – улыбнулся Эллиот. – Я не против. Возможно, вы будете удивлены тем, какую массу других вопросов это породит.

– Скажем так, – начал Маррей, внезапно сменив резонерский тон на человеческий. – Если предположить, что это убийство и что его совершили этим вот ножом, в таком случае мне не дает покоя одна мысль. Почему убийца, сделав свое дело, не выбросил нож в воду?

Инспектор все еще смотрел на него вопросительно.

– Сами посудите. Обстоятельства были самые благоприятные. Практически идеальный… э-э-э… – Он замолчал, подыскивая нужное слово.

– Расклад? – подсказал Гор.

– Довольно мерзкое словечко, Джонни, но сгодится. Так вот. Расклад прекрасно подходил для того, чтобы представить это как самоубийство. Допустим, преступник перерезал бы жертве глотку и затем бросил нож в пруд. В таком случае никто бы и не усомнился, что это самоубийство! Все в один голос сказали бы: ну конечно, этот человек был самозванцем, ему грозило разоблачение, вот он и нашел… выход. Согласитесь: даже при нынешнем положении дел нам трудно поверить, что это не самоубийство. А если бы нож был найден в пруду, то и говорить было бы не о чем! Проблему с отпечатками это тоже автоматически бы решило: вода смыла бы все отпечатки, которые якобы оставил на ноже самоубийца. Только не пытайтесь, господа, убедить меня, будто преступник не хотел представить это как самоубийство. Нет убийцы, который бы об этом не мечтал! Если у него есть такая возможность, он обязательно постарается инсценировать самоубийство. Почему же в таком случае нож не выбросили в пруд? Такая улика ни на кого бы не указывала – только на самого покойного; она лишний раз подтверждала бы, что это самоубийство, и снимала бы с убийцы любые подозрения. Однако наш убийца зачем-то уносит нож с места преступления и затем (если я правильно понял ваши объяснения) втыкает его в заросли в десяти футах от пруда.

– Что доказывает?.. – сказал Эллиот.

– Нет. Нет. Ничего не доказывает, – возразил Маррей и поднял палец. – Но о многом говорит. Теперь вот какой вопрос. Вы верите тому, что рассказывает старик Ноулз?

– Сэр, к чему разводить эту философию?

– О нет, это вопрос принципиальный! – довольно резко сказал Маррей; Пейдж едва удержался от того, чтобы не вставить поощрительную ремарку. – Иначе мы никуда не продвинемся.

– Мы никуда не продвинемся, мистер Маррей, если я скажу, что верю в то, чего не может быть.

– В таком случае вы верите в самоубийство?

– Этого я не говорил.

– Каково же тогда ваше мнение?

Эллиот слабо усмехнулся:

– Сэр, вы не знаете удержу. Если так и дальше пойдет, вы, пожалуй, убедите меня, что я и правда обязан перед вами отчитываться… Показания Ноулза подтверждаются некоторыми… гм… дополнительными данными. Хорошо, будь по-вашему. Допустим, в порядке обсуждения, что, по моему мнению, он говорит правду. Что из этого следует?

– А вот что: Ноулз ничего не видел по той простой причине, что и видеть было нечего! Все на это указывает! Человек стоял один в центре песчаной площадки, которая отлично просматривалась. Никого не было поблизости. А значит, убийца никак не мог воспользоваться этим ножом, столь красноречиво выщербленным и запачканным кровью. Его воткнули в кусты постфактум, с целью создать впечатление, что это и есть орудие убийства. Улавливаете мысль? Не мог же нож прилететь из ниоткуда, сам собой наброситься на человека, вспороть ему горло и отпрыгнуть в кусты. Отсюда понятно, что нож не использовали вообще. Мои рассуждения ясны?

– Не вполне, – возразил инспектор. – Вы утверждаете, было какое-то другое оружие? Но тогда это другое оружие точно так же должно было прилететь из ниоткуда, напасть на человека и исчезнуть! Нет, сэр. В это я поверить не могу. Просто исключено. Это еще более невероятно, чем версия с ножом.

– Апеллирую к доктору Феллу, – проговорил Маррей, явно уязвленный. – Что скажете, доктор?

Доктор Фелл фыркнул. Шумное, с присвистом дыхание напоминало отдаленные раскаты грома и, кажется, предвещало бурю; но голос его прозвучал неожиданно спокойно:

– Я по-прежнему голосую за нож. И потом, в саду ведь действительно что-то двигалось; какой-то… гм… мистический фантом, если позволите. Послушайте, инспектор. Очень хорошо, что вы собрали показания. Но можно я копну чуть глубже? Вы не возражаете? Мне бы очень хотелось задать несколько вопросов самому интересному человеку в этой комнате.

– Самому интересному? – переспросил Гор и с готовностью выпрямился.

– Гм… да. Я, разумеется, имею в виду… – проговорил доктор Фелл и, приподняв палку, показал, – мистера Уилкина.

Суперинтендант Хэдли терпеть не мог эту его манеру. У доктора Фелла была какая-то нездоровая мания демонстративно выворачивать наизнанку здравый смысл и доказывать, что белое – это черное, ну или по крайней мере серое. Пейджу, конечно, и в голову бы не пришло назвать этого расплывшегося господина с презрительно вытянутым одутловатым лицом самым интересным из присутствующих джентльменов. Да и сам Гарольд Уилкин явно не считал себя таковым. Впрочем – и это признавал даже Хэдли, – старый плут, как ни прискорбно, часто оказывался прав.

– Вы обращались ко мне, сэр? – осведомился Уилкин.

– Я давеча говорил инспектору, – ответил доктор Фелл, – что ваша фамилия кажется мне чрезвычайно знакомой. Теперь я наконец вспомнил. Вы, видимо, увлекаетесь оккультными науками? Или просто коллекционируете необычных клиентов? Могу предположить, что и нашего друга, – он кивнул в сторону Гора, – вы заполучили в свою коллекцию примерно тем же способом, как в свое время того египтянина.

– Египтянина? – удивился Эллиот. – Какого