Орнеллина отмахнулась. Она с интересом слушала, что мать на самом деле думает о семье Альбани, потому что не смогла вытянуть из нее ни слова и надеялась, что Николетта справится лучше.

– И поэтому… – Тетушка Мария провела рукой по коротким кудрявым волосам. – Поэтому мне не очень понравилось работать в доме, где происходят подобные вещи.

Сначала до Николетты не дошло. Потом она протянула: – О-о.

– Синьор и няня. – Кивнула повариха. – Поклясться, конечно, не могу, я никогда ничего не видела, так что даже не вздумайте тащить меня в суд давать показания, или как это там называется. Но я чувствую такие вещи. У меня есть опыт, как я уже сказала. Готова поспорить на что угодно, что синьор и Виола что-то замышляли вместе.

– Просто для полной ясности: когда вы говорите «что-то замышляли», вы имеете в виду что-то… э-э… личное, ну, типа… измены?

Повариха кивнула, на этот раз с такой выразительной гримасой, словно считала Николетту умственно отсталой. – Мне неловко так говорить и нам нужны деньги… надеюсь, синьор пригласит меня снова, если возникнет необходимость. Лучше бы мне вообще молчать, но… эта бедная девочка…

Николетта еще немного поспрашивала женщин о ночи убийства. Тетушка Мария была абсолютна уверена в романе между Симоне и Виолой. И это вполне укладывалось в то, как добровольная сыщица представляла себе развитие дела.

* * *

Было слишком поздно для обеда и слишком рано для ужина, поэтому Николетта пригласила Симоне Альбани встретиться с ней в баре на площади. Хотелось поговорить вне домашних стен.

– Лоренцо не объявлялся? – Поинтересовалась она у Анна-Марии, протиравшей барную стойку.

Та покачала головой. – И карабинеры ничего не говорят. Не может же человек пропасть, как иголка в стоге сена! А как продвигаются твои дела?

– Э-э…– Ответила Николетта, которой не хотелось делиться своими мыслями, но и отвечать, что они не продвинулись, тоже не хотелось.

– Если спросишь меня,– Анна-Мария перешла к протиранию бокалов,– странно, когда богатый бизнесмен бросает работу в Милане и переезжает в Пьетрапертозу. Если побережье для него слишком дорого, есть прекрасные тихие места и поближе к Милану. Забираться в глушь, в наши горы… здесь что-то не чисто.

– Я бы не сказала, что это странно. У всех свои причины для жизни в провинции. И разве наши горы хуже приморских?

– Серьезно? Престижная работа, квартира в Милане, связи, деньги. Он был на самом верху, на вершине, верно? Зачем всё это бросать?

Николетта задумалась. – Сделай мне еще кофе, ладно? И продолжай, это хороший вопрос, я как-то упустила эту сторону.

Действительно, почему он все бросил? Николетта пыталась придумать причины, но у нее ничего не выходило.

– Я не разговаривала с няней тем вечером. А ты? – Спросила Анна-Мария.

– Боюсь, я тоже. Она казалась такой энергичной и живой. Дети куда-то убежали, няня пыталась их найти. Ничего необычного.

– Как думаешь, Симоне Альбани заинтересовался бы кем-то, кто… э-э… не был таким уж красивым?

– Хороший вопрос. Анмарѝ. Ну… она не была красавицей, ладно. Но определённо привлекательной. В моём возрасте молодость сама по себе выглядит хорошо.

– В твоем возрасте? – рассмеялась Анна-Мария. – Что тогда сказать про синьору Джервази!

– Наверное она думает, что я еще учусь в университете, – рассмеялась Николетта.

Дверь открылась, и в бар влетел Симоне Альбани в дорогом спортивном пиджаке, накрахмаленной рубашке с полосками и искусно повязанном вокруг шеи шарфе.

– Buongiorno, signore,– сказала Анна-Мария. – Боюсь, вам лучше вернуться домой и переодеться. Мы тут не ходим такими модниками, вы вызовете у наших мужчинах чувство неполноценности.

Глаза Симоне расширились.

– Она шутит, не обращайте внимание. Берите кофе или вино и присаживайтесь. Анмари даст нам поговорить наедине.

Анна-Мария подала плечами и обиженно отвернулась. Потом преувеличенно тяжело вздохнула и ушла в подсобку.

– Есть новости? – с надеждой спросил Симоне.

– Пока нет. Даже просто систематизировать информацию и то уходит много времени. Составить план приходов и уходов…

– О да, конечно. Я могу чем-то помочь, чтобы ускорить процесс…

– Спасибо, я хотела задать вам пару конкретных вопросов. Виола… она была с вами примерно полгода?

– Несколько месяцев. – Симоне отпил вина из бокала и поморщился, но ничего не сказал, решил лишний раз не выглядеть снобом.

– Какие у Адильджизы с ней сложились отношения?

– Нормальные. Она… Джиза, я имею в виду… она не очень… ей нездоровилось, как я уже объяснял. Думаю, она была рада, что о наших дочерях кто-то заботится. Не то чтобы Виола заменила Джизу, я вовсе этого не говорю. Но, знаете ли, Виола заплетала им косы, следила, чтобы они красиво одевались, играла с ними, все, за чем Джиза не могла уследить. А если бы вы видели, как я заплетаю косы, ну… – Он одарил Николетту лучезарной улыбкой, и та не могла не заметить, каким он был притягательным, когда всё своё внимание обращал на собеседника.

– Значит, девочкам нравилась Виола? Можно сказать, что она им очень нравилась?

– Да, пожалуй. Уроки рисования, уроки музыки, скажем так, пользовались большим успехом у обеих моих дочерей.

– Адальджиза… не ревновала ли она к тому, что внимание ваших дочерей достаётся Виоле?

– Что вы, конечно нет. Она мне об этом ничего не говорила. Как я уже сказал, думаю, Джиза почувствовала облегчение прежде всего. И благодарность за то, что с девочками был такой надёжный человек. Мы все рассчитывали на Виолу, включая Джизу.

Саймон отпустил стакан и задумался.

– А как насчет вас, Симоне? Вы нас наняли, и немного неловко поднимать такие вопросы. Но я уверена, что вы понимаете.

Симон махнул рукой, словно отгоняя её неловкость как назойливую муху.

– Да, у нас в семейном шкафу есть кое-что, что… Было бы… несколько неловко, если бы это стало достоянием общественности. Как и во всех семьях, наверное. Но спрашивайте, Николетта, всё это не имеет никакого значения, ведь девушка погибла.

– Хорошо. Скажите мне, было ли между вами и Виолой что-то такое, о чём нам с Пенелопой следует знать?

Симоне вздохнул, сделал глоток, снова поморщился.

– Между мной и Виолой ничего не было. Она хорошо справлялась со своей работой, а я был благодарен. Я не могу понять, почему кто-то хотел её смерти. Уж точно не я и не Джиза, могу в этом поклясться.

– Я слышала, у вас был успешный бизнес в Милане. Зачем бросать всё это? Зачем приезжать в Луканию?

– В Луканию?