На улице он незаметно огляделся еще раз и двинулся в сторону Мойки.

За Счастливчиком дело не станет. А все остальное зависит только от него самого.

Агент тоже не стал засиживаться. Выпив и закусив, засобирался прочь и, выйдя из заведения, направился в другую сторону.

Умеющий думать быстро и результативно, Счастливчик понял, что начинать поиски с Сенной площади, Фонарного переулка, Апраксина двора или тем паче с переулка Бринько, – самых что ни на есть злачных мест столицы, – в данном случае не вариант. В дешевых борделях интересоваться подобной вещичкой – значит, навлечь на себя кучу неприятностей и загубить поиски на корню. И хотя Счастливчик числился своим человеком везде, где можно раздобыть информацию, особенно в публичных домах, сейчас случай был неподходящим. Вчерашние верные друзья радостно проломят тебе голову, если заикнешься о чем-то подобном.

Тем не менее начать он решил именно с проституток, только не грошовых, пусть даже билетных, прикрепленных к борделю, или бланковых, а с тех, что свои пристрастия не афишируют, стоят дорого и умеют хранить тайны клиентов. Не от всех, разумеется.

Бордели на Потемкинской, Слоновой, Итальянской и Мещанской подходили для его целей больше всего, хотя информация, добытая там, стоила весьма недешево. Хорошо, что в деньгах начальник его не ограничивал, даже отчета не спрашивал. Да и глупо бы выглядел сей отчет, вздумай он его составить.

Поразмыслив, Счастливчик отправился в публичный дом на Потемкинской, заведение дорогое и даже «фешенебельное» – слово, появившееся в лексиконе не так давно и в переводе с английского означавшее «модный». Тамошние дамочки славились не только шиком, но и тем, что знали всю подноготную своих клиентов. Это, конечно, было делом обычным, вот только клиентами тут значились не только люди степенные, при должностях и статусах, но и особы голубых кровей, а это как раз те, кто мог что-то знать или хоть краем уха слышать о разыскиваемой вещи.

Перстенек с монограммой – это тебе не грошовая побрякушка. Один раз увидишь – не позабудешь.

В то, что перстень был уничтожен и канул в Лету, Счастливчик не верил. А что он краденый, никого из посетителей борделей не смутит. Это он знал так же непреложно, как и то, что искать кольцо следует в криминальных кругах больших городов. Там, где этот перстенек мог сгодиться.

У него не было ни единой причины думать, что искать надо в столице. Колечко могло осесть в Москве или переместиться, например, в Париж. Но ловить концы следовало именно в Санкт-Петербурге, где жили и творили свои черные дела самые отъявленные преступники Российской империи.

Выбор заведения на Потемкинской был связан еще и с тем, что у Счастливчика имелось там личное знакомство, причем совершенно не связанное с амурными делами, а носившее характер романтический, каким являлось спасение девушки по имени Лизетт от бандитского ножа.

Случилось это в прошлом году, и с тех пор их знакомство переросло в нечто, напоминающее братско-сестринские отношения. Лизетт, привыкшая за любое благодеяние расплачиваться телом, удивилась, узнав, что ничего подобного спаситель от нее не требует и вообще не претендует на благодарность. А Счастливчику, человеку, в общем, одинокому, было очень приятно осознавать, что к нему испытывают теплые и незамутненные корыстью чувства.

То, что агент не требовал от Лизетт любовных утех, вовсе не означало, впрочем, что он совсем не собирался использовать их знакомство в своих целях, но знать об этом девушке не полагалось.

В публичном доме она служила лет пять и пользовалась успехом у приличных господ благодаря тому, что была чистокровной француженкой. Как Лизетт умудрилась попасть в проститутки, Счастливчику было неинтересно. Но в Петербурге она жила давно, поэтому разбиралась в тонкостях жизни столичного дна неплохо и могла быть полезной в важных делах, которыми он занимался.

Ему повезло. Лизетт была свободна и приняла Тимошку – под таким именем знала его подруга – в своей комнате. Вообще-то находиться «без дела» у девушек было запрещено, но на Счастливчика сие требование не распространялось. Всему борделю была известна история их знакомства, и это стало для агента пропуском в его тесный мирок.

Привычно обрадовавшись его приходу, Лизетт приказала принести чаю. Счастливчик достал купленные по дороге на Невском пирожные, и они принялись болтать обо всем, что произошло с момента их последней встречи.

Как всегда, ловко и незаметно Счастливчик повернул беседу в интересующую его сторону, зная, что разговор о побрякушках не оставит Лизетт равнодушной. Так и случилось. Тема подарков, которые делают клиенты, захватила Лизетт настолько, что она с готовностью проглотила наживку и принялась старательно припоминать, видела ли у кого-нибудь из девушек перстень с монограммой и дорогим камнем. Счастливчик намеренно не уточнил, с каким, чтобы разговор выглядел случайной болтовней.

– На наших, чтобы такой серьезный презент, – чуть коверкая слова, но почти без акцента, хотя и с типичным для французов грассированием, рассуждала Лизетт, – никогда не видела.

– Да, нынче уж таких подарков не делают. Вот раньше, я слыхал, были и шикарнее.

– Это вряд ли, – поджала губки Лизетт, – такие невестам делают, не нам.

– Знавал я князя, который своей любовнице подарил фамильный перстень с огромным бриллиантом и монограммой, – возразил Счастливчик, слизывая крем с пирожного. – Давно, правда, это было. Не слышала сию историю?

Лизетт проследила, как пирожное исчезает в его рту, и последовала примеру друга: слизнула крем, а после запихала бисквит целиком и принялась жевать с таким умным видом, что Счастливчик чуть не рассмеялся.

Он и не надеялся услышать что-то ценное, но Лизетт вдруг вытаращила глаза.

– Ой, Тимош! А ведь видела у одной похожее кольцо! Только не с бриллиантом, но вензель точно был!

– Кто такая? – небрежно поинтересовался Счастливчик и для убедительности зевнул.

Лизетт скривилась и с явной завистью в голосе произнесла:

– На учете не состоит. Слыхала, что на содержании у какого-то князя. Правду говорю – настоящего. Видала пару раз его.

– Так она «камелия», что ли?

– Во всяком случае, живет с ним давно, лет пять.

– А ты ее откуда знаешь?

– Мы из одного города. Помнишь, я рассказывала?

– Лиль, кажется?

– Ну да. Приехали вместе, а судьба по-разному сложилась. Она теперь в верхах вращается, а я тут прозябаю.

– Ну, не скажи. Прозябают те, что на Сенном и у Егерских казарм ошиваются. Ты, Лизавета, живешь как у Христа за пазухой.

– Да все равно, таких нарядов, как у Мишель, мне до смерти не увидеть.

– Так она по Невскому раскатывает и у французского театра выставляется?

– Ну уж нет! Этих сразу узнаешь! Мишель в яркое не рядится и вообще на наших не похожа.