В завершение Поттинг облокотился на стол и, глядя в глаза подозреваемому, произнес:

– Мистер Патерностер, мы записали все ваши слова. Цель первого допроса в том, чтобы вы могли подробно изложить свою версию событий, предшествовавших исчезновению вашей жены. Но вам следует знать, что сотрудники полиции проверили записи с камер наблюдения в «Теско Холмбуш», как внутренних, так и наружных, а также показали фотографию вашей жены всем работникам вчерашней смены. Камеры не зафиксировали присутствия вашей жены в магазине, и никто из персонала не припоминает, чтобы ее видел.

– Это безумие! – Сбитый с толку Патерностер повернулся к адвокату. – Быть такого не может! Бессмыслица какая-то!

Рэттиган кивнул. Его широко раскрытые глаза были пусты, словно глаза зомби, которому здесь не место.

– Второй допрос состоится завтра, в девять сорок пять утра, – сообщил Поттинг, а затем сказал в микрофон: – Первый допрос Найла Патерностера окончен в двадцать три двадцать две.

И он выключил запись.

30

2 сентября, понедельник

Рой Грейс приехал домой незадолго до полуночи. Несмотря на усталость, в голове роились мысли. Теперь у него более чем хватало улик, чтобы завтра заткнуть рот Кассиану Пью, причем не кляпом, а окровавленной футболкой. А фонарик, найденный под кроватью у Патерностеров, неплохо бы засунуть ему в задницу.

На пороге его встретил Хамфри: в зубах изжеванный розовый единорог, по всей прихожей мягкая белая набивка. Грейс выпустил пса в ароматную теплую ночь, под без малого полную луну, и прогулялся с ним по грунтовой подъездной дорожке. Хамфри взял чей-то след, а Грейс полной грудью вдохнул чарующий сладкий запах свежескошенной травы и милых его сердцу сельских просторов.

«Даже не верится, – как всегда, подумал он в это время года, – что ночи становятся длиннее и наступает осень».

Над головой пронеслась летучая мышь. Вдалеке заблеяли овцы. Грейсу захотелось выпить, и еще закурить – впервые за долгое время, – но он решил, что ни пить, ни курить не станет. Надо поспать, ведь завтрашний день, с учетом обнаруженного в доме Патерностеров, обещал быть утомительным. Рой надеялся, что недолгая прогулка поможет уснуть и ему, и Хамфри.

Десятью минутами позже он открыл входную дверь, присел и подобрал с пола пушистые внутренности единорога, после чего отвел Хамфри на кухню и распечатал жестянку с сухими лакомствами. Выудил одно, в форме косточки, и показал его псу. Хамфри послушно запрыгнул к себе в корзинку; Рой угостил его печенюшкой, сказал: «Доброй ночи, малыш» – и, стараясь не шуметь, отправился на второй этаж.

Погасил лампочку возле спальни и тут же включил фонарик телефона, надеясь не разбудить Клио. Но та не спала.

– Привет, любимый, – сказала она голосом человека, которому почти не хочется спать, включила ночник и, моргая, взглянула на Грейса.

– Прости, что разбудил, милая.

– Не разбудил, не волнуйся. Я только что легла.

– Засиделась? Все хорошо?

– Не сказала бы. Бруно начудил… Завтра расскажу.

– Если хочешь, расскажи прямо сейчас. – Рой присел на кровать и поцеловал жену.

– Чего я хочу, так это бокал вина, – призналась Клио, глядя на свой большой живот. – Или два. А лучше три.

– Почему? – всполошился Рой. – Что случилось?

– Этот твой милый мальчик…

С недавних пор Грейс замечал: если Бруно ходит по струнке, Клио называет его «наш сын», но когда он ведет себя как маленький говнюк, то немедленно превращается в «твоего мальчика».

– Рассказывай.

– В морге выдался безумный день, так что я вернулась домой ближе к семи. Днем Кейтлин забрала Бруно из школы. Ни за что не угадаешь, что он натворил.

– Ну-ка?

– Он выпустил всех кур.

– Бруно всегда их выпускает.

– Да, в огород. Но сегодня он выпустил их в поле. Решил, что нельзя держать их в таком маленьком огороде. Это, видишь ли, жестоко. Помнишь, в саду как-то появлялась лисица? Короче, она утащила Беллу.

– Беллу?

Клио кивнула.

– Ох, только не эту бедняжку… – вконец расстроился Грейс.

Белла была его любимой курочкой. Рой назвал ее в честь своей сотрудницы Беллы Мой, невесты Нормана, трагически погибшей два года назад. Самая миниатюрная и любвеобильная во всем курятнике, Белла всегда бежала ему навстречу и, в отличие от других кур, даже позволяла брать себя на ручки.

Клио чуть не плакала. Грейс снова поцеловал ее.

– Да, парень свалял дурака. Черт… Что он сказал?

– Что лиса ни в чем не виновата, – сокрушенно покачала головой Клио. – Что она, наверное, проголодалась.

– Своей вины не признал?

– По-моему, он не осознает концепцию вины. – Прежде чем Грейс ответил, Клио продолжила: – Но это еще не все. Я полчаса проговорила по телефону с мистером Хартвеллом.

Хартвелл был директором школы.

– И что он сказал?

– Он приятный человек и действительно хочет нам помочь, но понятия не имеет, что делать с твоим Бруно. Как видно, за лето его поведение не улучшилось: он по-прежнему сторонится других учеников и грубит учителям, и это в первый же день учебы. Мистер Хартвелл сказал, что, если до конца семестра Бруно не пересмотрит отношение к учебе, в следующем году его, к сожалению, придется отчислить.

Какое-то время Грейс молча обдумывал услышанное. Бруно был его сыном, о существовании которого Рой узнал лишь перед смертью давно пропавшей Сэнди. Оказалось, та оставила мужа, узнав, что беременна. Впоследствии Рой выяснил, что все эти годы она вела весьма сомнительную жизнь: сперва примкнула к сайентологам, затем к еще одной секте, но уже в Германии. Не разведясь с Грейсом, Сэнди вышла замуж за богатого парня, но через два года брак развалился. Трудно поверить, но в определенный момент Сэнди приобрела зависимость от героина, хотя справилась с ней, после чего посвятила себя помощи наркоманам, сперва во Франкфурте, затем в Мюнхене.

Грейс не знал, в какой момент она сбилась с пути, но судя по всему, под влиянием убедительных слов харизматичного лидера секты Сэнди приобрела вкус к гедонизму, и вернуться к прежнему образу жизни оказалось почти невозможно. Грейс пробовал говорить с Бруно об этих временах, но почти безуспешно и мог лишь гадать, как повлияла на него кочевая жизнь в обществе эксцентричной матери, у которой семь пятниц на неделе.

К тому же Рой понимал, что переезд в Англию из Германии, где Бруно родился и вырос, нанес десятилетнему мальчишке новую травму, но надеялся, что в стабильной, доброжелательной, любящей семье парень обретет почву под ногами. Пока что этого, видно, не произошло. Что бы ни внушила ему Сэнди – женщина, которую Рой когда-то считал родственной душой, – Бруно обладал довольно странными представлениями о жизни и напрочь сбитым моральным компасом.

– Может,