— Последнее, что я помню — как мы с Ильей играли в его спальне, а потом… потом белое пятно…, — сбивчиво повторяю то, что уже не раз рассказывала мужу. — Затем я вдруг проснулась в незнакомой комнате. Мне стало страшно, и я выбежала в коридор, где столкнулась с Ильей. Он говорил о каких-то монстрах, от которых нам нужно спрятаться. Я не поверила, но перед тем, как Илья затолкнул меня в подсобку и убежал, услышала голоса…

— Там никого не было, Ева. — твердым тоном отрезает Александр, крепко переплетая наши пальцы. — Вы были детьми, напуганными маленькими детьми.

— Но я слышала их, Саш, — упрямо шепчу я. — И Илья тоже. Я вижу его лицо каждый раз, когда закрываю глаза. Он был в ужасе. Такое невозможно придумать.

— Память устроена сложнее, чем тебе кажется, — качнув головой, спокойно произносит муж.

Слишком спокойно, учитывая, что речь идет и о его трагедии тоже. Он, черт возьми, потерял семью, но рассуждает об этом с таким отстраненным хладнокровием, словно мы говорим о совершенно чужих ему людях.

— В состоянии сильного стресса мозг способен дорисовывать детали, — тем временем продолжает муж, — подменять пустоты выдумками…

— Да, я не спорю, — перебиваю на эмоциях. — И допускаю, что мне все это привиделось, но почему я не помню, что происходило между играми в детской Ильи и моим пробуждением глубокой ночью в незнакомой комнате? В тот временной промежуток у меня не было никакого стресса.

Вскинув голову, я требовательно смотрю в его лицо. Александр чуть прищуривается, взгляд становится колючим.

— А ты помнишь поминутно все, что происходило в тот день до того, как Илья позвал тебя в детскую? Помнишь, во сколько проснулась, что ела на завтрак? Помнишь, о чем говорила с отцом в машине, когда вы ехали к нам?

Я застываю, растерявшись. Воспоминания рассыпаются, словно бусы с оборванной нити, оставляя многочисленные пустоты.

— Нет… конечно нет… — подавленно отзываюсь я, сглатывая подступивший к горлу комок.

— Вот именно, — он удовлетворенно кивает, словно врач, подтвердивший собственную гипотезу. — Мы не удерживаем в памяти каждую мелочь. Сознание отбрасывает то, что не несёт для нас эмоциональной нагрузки. Даже во взрослом возрасте многое стирается, а ты пытаешься выжать из себя подробности двадцатилетней давности, когда была ещё ребёнком.

— Но я помню главное, — тихо проговариваю я, встречая пристальный взгляд мужа. — Твои руки, подхватившие меня в тот момент, когда я уже прощалась с жизнью.

— Ну…знаешь, — он выразительно приподнимает брови и улыбается так тепло и нежно, что все тревожные мысли на короткий миг забиваются в пыльный чулан под семью замками. — Свои руки я вряд ли позволю тебе забыть.

Внутри что-то дрогнуло от сказанного в шутку обещания, сердце трепыхнулось в груди и забилось в неровном темпе, словно предчувствуя беду, но тогда я не предала этому особого значения…, а зря.

Наше подсознание нередко посылает нам предупреждающие сигналы через реакции тела: внезапный холодок, резкий спазм, сбившийся пульс. Но мы игнорируем их, всецело полагаясь на разум и рациональное мышление, тем самым опрометчиво толкая себя к краю пропасти… в слепой надежде, что чьи-то сильные руки удержат от рокового шага.

Но что, если за спиной окажется совсем не тот, кому можно довериться?

Что — тогда?

— Знаешь, Ев, если не хочешь лететь в отпуск сейчас, я не буду настаивать, — вторгается в мои невеселые мысли голос мужа. — Но на новогодние праздники ты точно не отвертишься.

— Позволишь мне выбрать страну? — усмехнувшись, уточняю я.

— А у тебя уже есть что-то на примете?

— Да… почти, — уклончиво отзываюсь я. — Как насчет Швейцарии?

— Альпы?

— Ага.

— Я думал, ты выберешь курорт потеплее, — задумчиво комментирует Александр. — Ностальгия?

— Да, — киваю я.

— Тогда решено, — неожиданно быстро соглашается он.

Я с облегчением перевожу дыхание, до невозможности довольная тем, что мое предложение принято практически без обсуждений. Александр целенаправленно ведёт в сторону набережной, и примерно через полчаса мы выходим на Москворецкий мост. Под ногами вибрирует широкий гранитный тротуар, чуть влажный от вечерней сырости. Вдоль невысоких парапетов тянутся аккуратные кадки с живыми цветами, мимо проносится поток машин. Внизу темнеет гладь реки, на поверхности дрожат золотые дорожки отражённых фонарей. Кремль и башни подсвечены мягким светом, город мерцает тысячами огней, и от этого зрелища захватывает дыхание.

Встав за моей спиной, Саша обнимает меня за плечи, положив подбородок на мою макушку. Мы оба молчим, согревая друг друга теплом наших тел. От него упоительно приятно пахнет, и мне так уютно и спокойно в его руках, что немного свербит в носу. Не знаю, о чем он сейчас думает… может быть, как и я вспоминает наш первый совместный отпуск.

Тогда он был уже взрослым состоявшимся мужчиной, а я восторженной второкурсницей, ни разу до этого не выезжающей за пределы Москвы.

Это было незабываемо и безумно романтично. Швейцария встретила нас сыростью горных туч, снегом на ресницах, сказочными зимними пейзажами и ощущением волшебства. Всё тогда казалось нереальным, прозрачным, как утро в Альпах — только он, я и неделя, вырванная из обычной жизни.

В один из дней Саша повез меня на вершину Титлис. Канатная дорога уносила нас всё выше: за стеклом проплывали заснеженные ели, склоны исчезали в туманной глубине, а я всё сильнее сжимала его ладонь, потому что от невероятной высоты у меня кружилась голова. Или от его близости, к которой я еще не успела привыкнуть, но уже не мыслила себя отдельно от него.

Мост Titlis Cliff Walk возник внезапно. Я оцепенела, нерешительно вступив на узкую полосу над обрывом, почти растворённую в облаках. Холод проник под куртку, ветер бил по лицу ледяными иглами. Настил под ногами едва заметно покачивался, и каждый шаг отдавался дрожью в коленях.

Я вцепилась в стальные перила, сердце било тревогу, а в животе поднималась волна первобытного страха. Саша крепко держал меня и бесконечно шутил, пытаясь отвлечь разговорами. И эта его лёгкость действовала на меня лучше любого спасательного троса. Продвинувшись примерно до середины моста, я перестала видеть землю — только лениво плывущие плотные облака.

— Ева, оглянись! Здесь же невероятно красиво! — подначивал меня Саша, а я тряслась от холода и боялась смотреть вниз… и вверх, и по сторонам.

Зажмурившись, я просто шагала вперед, сжимая его пальцы и пытаясь унять подступившую к горлу тошноту.

А потом всё изменилось. Он остановил меня прямо посреди моста. Ветер свистел в ушах, облака разошлись, открывая снежные пики, и в этот миг он вдруг опустился на одно колено. Секунда, и у меня перехватило дыхание. Мир будто