А он, дурак, говорит: вот я проверю, что там за чудище. Назло пойду… И все, больше не видели его. Так вот, это действительно правда. Я того пастуха сам лично знал.
Да, у нас в горах еще и не то бывает. Да и на равнине не лучше. Вот, скажем, эльфы. Эти, говорят, в лесу живут, и добра от них не жди. Не знаю, сам не видал (ну и ладно, не больно-то и хотелось!), а вот голоса всякие странные — как же, слыхал. Вроде поет кто-то, а кто? Или, к примеру, огни болотные… Кто их разберет. По молодости было любопытно, да потом-то поумнел, понял: лучше в эти колдовские дела не лезть, голова целее будет.
Так-то оно так, но иногда и засомневаешься. Вот драконы. Уж больно подробно о них рассказывают, все-то известно: и что бывают они ползучие, вроде здоровенных змей, или крылатые — эти всего страшней. И говорят-то они по-человечески, и огнем плюются, а еще — до золота они больно жадные. Говорят, тот последний-то к нам как раз и прилетел за золотом — в те времена у нас его много добывали, и двор у Эрла был богатый. Дракон, говорят, к Эрлу припожаловал ночью и давай все кругом палить — хотел всех поразогнать, а кого и зажарить живьем, а потом спокойненько в Эрловых сундуках покопаться. Ан нет, не вышло. Эрл и сам не промах, взял и подстрелил дорогого гостя. Стрела, видать, была заговоренная — простой-то стрелой драконову шкуру не прошибешь, это всем известно. Ну, старый-то Эрл и сам вроде маленько колдовством баловался…
Вот и решай: правда или нет. Не верю я в драконов и колдунов недолюбливаю, но по развалинам старого замка сам в детстве шастал — так вот там по сей день трава не растет, все выжжено. Даром что полвека прошло…
Да ну их, драконов. Сейчас-то ни одного нет, это точно. А у нас и без них жизнь уж больно веселая пошла…
Ну вот, опять полезли мысли грустные. Казалось бы, живи да радуйся: кончилась война, живы остались, дня через три до дому дойдем — чего еще надо? Правда, дома-то меня никто не ждет, всех родных еще в ту, прошлую войну поубивали. Но все же — на родную землю вернусь.
…Да надолго ли он, мир-то этот? Вот идем мы на север, в горы, и ребята мои рады-радешеньки, а мне невесело. Пройдет время, и снова наш молодой эрл с южным соседом сцепится. Из-за чего? Известно, из-за земли. Им, эрлам, хорошо. Знай командуй, а нам опять в ополчение идти и жизнь свою продавать задешево. В этот-то раз южный эрл сам на нас напал — и чего ему не сидится в своих болотах? Я его, эрла тамошнего, своими глазами видел. Это когда мы в ихнюю столицу вошли и они, эрлы-то, мир заключали при всем честном народе. По мне — так надо было эту самую столицу спалить, чтоб неповадно им было на наши земли лезть. Но меня, понятно, никто не спрашивал. Наш эрл ихнего наследника в плен взял, а потом обменял на кого-то там из знати, да еще выторговал себе кусок земли до южной границы Серого леса — и все. Разъехались эрлы, войска по домам распустили. Но чует мое сердце, недолго будет болотный эрл обиду терпеть…
Вот идут ребята, те, что в живых остались, — едва половина отряда. Сопляки, только о том и думают, как к девкам своим вернутся. Нет им дела до того, что дальше будет. Ну и ладно, пусть пока порадуются. Я-то знаю: тяжелые времена еще не кончились. Сколько полей разорили, домов пожгли — как жить людям? Будет голод, но будет и холод, как говорил старый Нед, светлая ему память.
Парни мои, хоть и малолетки, на войне другими людьми стали. Совсем не те пацаны, что весной из деревни ушли. А сам я? Раньше-то меня все больше не по имени, а просто Треплом звали, больно любил язык почесать. Теперь, как вторую войну прошел, все больше молчу. Только сам с собой, в мыслях, иногда как начну рассуждать — и, бывает, до такого додумаюсь… Да сейчас уж лучше совсем ни о чем не думать, расстройство одно.
А спроси ты меня: чего воюем? Враги-то, они такие же люди, как мы. Им бы пахать да сеять, а их эрл позвал — и пошли… Вот кого я по-настоящему ненавижу, так это ихнего эрла. Они, эрлы, во всем и виноваты…
— Стой! Кто таков?
Кого там еще принесло? Гляди-ка: встал поперек дороги, телеге проехать не дает. Сам-то старый, лет сто, только что мхом не оброс. Кажется, вот-вот, как пенек трухлявый, развалится. А когда Сим на него заорал — точно, со страху должен был копыта отбросить… А вот поди ж ты, стоит себе спокойно. Ладно, сам с ним потолкую.
— Чего тебе, дед? — говорю. — Дай пройти, а то не посмотрим, что старый — как дадим пинка…
— Да мне, сынки, с вами вроде по пути, — говорит пенек. — Может, подвезете до реки? И мне безопасней, и вам, глядишь, веселее.
Да уж, думаю, радости от тебя — как от рыбы дохлой. Вонь одна. Мы, понятно, все тут порядком одичали, но этот — как будто все свои сто лет в лесу прожил, от грязи чуть не ломается.
— Ты, что ли, начальник? — это он мне. — Подвези, добрый человек.
Вот это да! Давно уже никому и в голову не приходит меня добрым человеком назвать. Не добрый я человек, это каждому с первого взгляда ясно… А пенек на меня хитро так смотрит, будто заранее знает все, что я скажу. Ну, я и решил его удивить.
— Ладно, — говорю. — Забирайся, дед, в телегу. Только садись во-он там, чтоб в мою сторону не воняло.
Ребята смеются, а я деду подмигиваю и добавляю:
— А вечером сказки рассказывать будешь, чтобы скучно не было. Небось, врешь-то складно?
— Расскажу, как же, расскажу, — говорит дед, а сам в телегу резво так заскакивает — откуда только прыть взялась?
Устроился он там поудобнее — и давай храпеть на весь белый свет. А я вперед пошел, по сторонам посматриваю и размышляю — одно другому не мешает.
Вишь, навязался на нашу шею нахлебничек. И живут же такие сморчки! Сам лысый, борода до пояса, весь в репьях каких-то, посох — палка суковатая, одежа драная. Как есть колдун. В мешке заплечном, похоже, одни дыры. Вечером ведь кормить