Приблизив перстень к глазам, настороженно всматриваюсь в печать, чувствуя, как волоски на затылке становятся дыбом, а застарелые шармы начинают зудеть, вызывая острое желание их почесать.

На выпуклой поверхности кольца выгравирована змея, кусающая собственный хвост и образующая замкнутый круг, а в его центре виднеется огненная птица с распахнутыми крыльями. Феникс. Я почти физически ощущаю его жар, хотя понимаю, что это всего лишь игра света и тени. Ниже выгравированы слова: ORDO SIMETRA.

Грудь стягивает судорожный спазм, перед глазами плывут мутные пятна, а пальцы машинально сжимаются в кулак.

«Видишь? — голос Ники всплывает так отчётливо, что я почти слышу её дыхание рядом. — Уроборос. Известный и часто используемый оккультный символ. Змея, кусающая свой хвост. Это знак вечности, самоуничтожения и возрождения.»

Оцепенев и взмокнув от холодного пота, я раз за разом прокручиваю в памяти наш последний разговор, пытаясь найти объяснения очередному жуткому совпадению. Насколько высока вероятность того, что змея на папином перстне связана с выжженными татуировками на телах убитых женщин?

«Все сходится! — снова звенит в ушах возбужденный голос подруги. — Жертвы вели блоги о травмирующем опыте и избавлении от него, и у каждой был этот чертов змей на бедре.»

Феникс… Черт, это же символ возрождения? Или другими словами — «избавления»? Да? Похоже на то… Сгореть дотла и воскреснуть обновлённым, обретая второе дыхание, новую жизнь. Взмыть из пепла, как Феникс, и, расправив крылья, подняться над всем, что когда-то разрушало и камнем тянуло вниз. Если не ошибаюсь, то в мифологии этой мистической птице придавали именно такое значение.

«Намекаешь, что жертвы принадлежали к какому-то культу?» — моя память подкидывает еще одну подсказку, от которой леденеет кровь.

«И вероятно очень влиятельному культу, раз расследования убийств удерживают на тормозах.»

ORDO SIMETRA.

Словно раскалённое клеймо, эти буквы буквально впиваются в сознание. Пальцы рефлекторно разжимаются, и я чуть не роняю проклятый перстень.

Боже… кажется, теперь я знаю название культа. А в том, что это культ, сомнений практически не осталось.

Перстни. Символика. Ритуальные убийства. Всё складывается в единую, чудовищную картину. Мысли несутся вскачь, взрывая мозг и оставляя после себя только гул и обжигающий холод под рёбрами. Парализующий страх сковывает мышцы, дыхание рвётся на короткие судорожные всхлипы.

«Твой Демидов тоже зарегистрирован на форуме «Живые границы»… Я даже отца твоего нашла…»

В немом ужасе распахиваю глаза, уставившись на отца так, словно вижу его впервые. Что он делал на том чертовом форуме? Неужели как-то связан с этими ублюдками?

Нет. Чушь. Этого просто не может быть. Папа — человек простой, приземленный и никогда не увлекался конспирологией и эзотерикой.

Но тогда откуда это кольцо?

Пытаясь успокоиться, я бегло обвожу взглядом комнату, цепляясь за привычные детали: аккуратно расставленные книги на полке, новый диван, фотографии в рамках. Всё такое домашнее, обыденное, родное…

«Может, это подарок? Или сувенир?» — пытаюсь найти рациональное объяснение, но тут же отбрасываю прочь.

Кто мог преподнести папе подобный презент? Подрядчик или партнер по бизнесу? Клиент?

Смешно… И горько. А еще страшно. Чертовски страшно, потому что в памяти всплывает внезапный визит отца в то утро, когда я узнала о гибели Ники и Сергея.

Зачем он на самом деле тогда пришел?

Стоп! А Александр? Если отец замешан во всем этом кошмаре, то Саша наверняка в курсе… или нет? Эта мысль обрушивается на меня ледяным водопадом. Они ведь с самого начала наших отношений нашли общий язык. Папа буквально боготворит моего мужа, прислушивается к его мнению, часто обращается за советом.

Может, я действительно что-то упустила?

Нет. Я, наверное, схожу с ума. Смешиваю случайные факты в один чудовищно-бредовый винегрет. Переставляю пазлы так, как подсказывает воспалённое воображение. Но если подумать здраво и рационально… Ну какой из папы сектант? Нелепость какая-то.

В институте на курсе по нетрадиционным деструктивным религиозным движениям нас учили, что одна из первых задач таких структур — изолировать человека от семьи и привычного окружения, чтобы никто не мешал промывать ему мозги и контролировать каждый шаг. А папа никогда не отталкивал меня, наоборот, всегда стремился поддерживать и укреплять семейные связи, что никак не вяжется с образом адепта.

Но всё равно слишком много совпадений. Слишком много чужих голосов в моей голове и слишком мало реальных ответов. Если я сейчас разбужу отца и устрою ему допрос, то в лучшем случае он решит, что его дочь окончательно свихнулась после гибели Ники, в худшем… если папа и правда что-то знает, он никогда не скажет.

То же самое с Александром. Даже если мой муж замешан, он умнее и опытнее меня в тысячу раз, а значит, я слова из него не вытяну. Он привык видеть чужие слабости, препарировать их так же хладнокровно и точно, как хирург извлекает злокачественную опухоль, возвращая пациенту надежду на исцеление. Александр — востребованный и уважаемый психиатр, которому доверяют тысячи пациентов. И поверить, что этот человек способен быть частью культа, замешанного в убийствах женщин? Немыслимо. Просто абсурд.

Решение приходит само: забрать кольцо и уйти, словно меня здесь и не было. Никто ничего не должен заметить. Пока я сама не пойму, что это всё значит, открываться нельзя. Ни отцу, ни мужу.

Я бросаю последний взгляд на спящего отца, и, стиснув зубы, прячу перстень в сумочку, отчетливо понимая, что промолчать придется не только об этой жуткой находке. Я не смогу спросить, почему после стольких лет он снова схватился за бутылку.

С тяжёлым сердцем покидаю квартиру. Каждый шаг даётся с неимоверным трудом, тревога железным обручем сжимает грудь, по телу бежит нервная дрожь, а мысли… мысли сжирают заживо, заставляя сомневаться во всем, что всего час назад казалось прочным и незыблемым.

За спиной тихо захлопывается дверь, и вместе с этим звуком будто гаснет целая эпоха моей жизни. А впереди остаётся лишь гулкая пустота и тайна, которая теперь принадлежит только мне.

Сбежав по лестницам, я как ошпаренная выскакиваю из подъезда и на негнущихся ногах плетусь к припаркованной машине. Плюхнувшись на водительское сиденье, я несколько минут загнанно дышу, глядя в одну точку. Виски сдавливает болью, в ушах пульсирует кровь, губы кривятся в истеричной усмешке.

Что, черт возьми, мне со