– Его Мани зовут? Как «деньги»? – переспросила Грейс.

– Возможно, так сработало подсознание хозяйки, – фыркнул Чарли. – На деле же у него родословная не чета нам, обыкновенным провинциальным британцам. Кота зовут Маннадр Васисуалий Джиневриус… и там еще десяток имен, от которых язык сломаешь.

– Лапку ему не целуешь при встрече?

– Нет, но наша секретарь всегда делает реверанс, – сказал Чарли с предельно серьезным выражением лица, – вот увидишь.

– Я буду. И не в пижаме.

– Хорошо. Хотя тебе пижама очень даже шла. Эдит дама занятая, ты сама знаешь, но после того, как она в очередной раз убеждается, что Мани здоров и будет жить еще долго, приходит, как это и должно быть, в хорошее расположение духа, так что я думаю, она расскажет все, что тебе нужно. Вы знакомы или вас представить?

– Все у нас в городе так или иначе знакомы через кого-то, – философски заметила Грейс. С Эдит она учились в школе в одно время, но она была на класс старше Грейс, так что особо не пересекались. Вот как раз неплохой способ познакомиться и обсудить свалившуюся на нее внезапно славу.

И Грейс, сунув в сумку уже изрядно помятую газету, отправилась в ветеринарную клинику. Чарли уехал первым, на велосипеде. У него имелись пациенты и помимо венценосного кота Мани.

Эдит была моложавой леди, чей возраст угадать практически невозможно. Но первое, что бросалось в глаза, это не ее очки в ярко-желтой оправе и не длинные, собранные в необычный пучок, заколотый карандашами вместо шпилек, волосы. А кот. Поистине королевский. Чарли был прав. Рядом с этим белоснежным красавцем с надменным взглядом хотелось в самом деле сделать книксен. И быстро переодеться в парадный костюм. Обязательно с ирландским кружевом ручной работы. А прикасаться к нему, наверное, можно строго в белоснежных перчатках.

– Ого, какой красавец, – искренне восхитилась Грейс. И этим она сразу нашла путь к сердцу главного редактора местной прессы. И, как оказалось, обеих газет.

– О. Дорогуша, – улыбнулась Эдит, – ты уже начинаешь мне нравиться.

– Могу я угостить тебя чаем, пока этот красавец будет на приеме? – предложила Грейс.

– И узнать имя автора, который оплатил публикацию на первых страницах обеих газет? – проницательно спросила Эдит. Грейс кивнула и добавила шепотом:

– Я заметила, что Мани мерзнет. Как насчет нескольких эксклюзивных жилетов для твоего кота?

– Низко играть на любви к животным, но я согласна, – улыбнулась Эдит. Пожалуй, это было начало хорошей дружбы. И, как показала жизнь, Грейс в этом своем предположении не ошиблась – так оно и сложилось в дальнейшем. К тому же среди заказчиков вязаных вещичек появились хозяева кошек, собак и даже одной лисички-фенека.

Когда Грейс с Эдит устроились в маленьком кафетерии, выбрав столик в самом дальнем углу, и взяли чай и имбирное печенье, которое здесь выпекали по старинным рецептам, редактор сказала:

– Значит, слушай, птичка моя. Имени человека, который прислал мне эти материалы, я не знаю, но к публикации прилагался не только внушительный чек, этих денег хватило бы на несколько месяцев оплаты печати спецвыпуска нашего ежедневника, но еще и письмо, в котором аноним обещал, что если этот материал выйдет, то следующим письмом будет настоящая сенсация.

– И я правильно понимаю, что эта сенсация будет связана со мной, да? – грустно вздохнула Грейс.

– Да, так что ты местная знаменитость, но знаешь, мне кажется, что в том письме общий тон был таким… будто автор тебе завидует. Или тебе, или тому, что ты встречалась с Чейзом, или еще чему-то. И может быть, мое чутье меня подводит, но вы наверняка знакомы. Статью, понятное дело, я подправила, и не сердись на меня. Да, ты имеешь полное право подать на меня за клевету, я воспользуюсь четырнадцатой поправкой закона о свободе прессы, и мы затянем это дело на долгие годы. Тем более что в письме были прямые обвинения, а я смогла их обойти.

Грейс искренне ответила, положив обе руки на стол:

– Я не собираюсь подавать на тебя в суд и устраивать какие-либо подлянки. В Колледже в своей речи я была предельно честна. Я действительно хочу найти убийцу Чейза. Да, для меня это личное дело, но не потому, что когда-то мы встречались. И не потому, что, да, я уверена, в письме это было, знаменитые квадраты Чейза придумала я. А потому, что его тело подбросили на мой порог. Кто-то хотел что-то сказать мне. Ему намотали на шею шарф. И что бы когда-то между нами ни произошло, каким бы гадом он себя ни выставил, согласись, все брошенные женщины мечтают отомстить своему бывшему… Так вот, смерти я ему никогда не желала.

– Конечно. Потому что смерть – это вовсе не победа. Ведь как же он тогда поймет, что ты прекрасно справляешься без него, что твои кардиганы известны до самого Йорка. К слову, у меня есть один. Я купила его у вокзала. С большими чайными розами на спинке. Обожаю его. И у меня было три развода. Так что я отлично тебя понимаю. И пойду на нарушение всех журналистских правил. Когда осмотр Мани будет закончен, мы с тобой можем доехать до моего офиса, и я отдам тебе то письмо.

Эдит тепло улыбнулась Грейс и сжала ее пальцы в жесте поддержки. Женское братство. Да, оно существует. Может быть, где-то в книжках или сказках такое братство назвали бы Ковеном ведьм. Может быть, сестринством. Не важно. Главное, что две женщины, находящиеся на одной волне, всегда смогут договориться.

Грейс выдохнула.

Сказать по правде, она боялась, что осталась без поддержки в их крохотном городке. А уезжать и снова менять всю свою жизнь была не готова. Так что придется ей собрать себя в кучу и продолжить днем бороться за свой мирок, а ночью работать над коллекцией.

– Знаешь что. У нас же две газеты. Как я раньше об этом не подумала! А не устроить ли нам небольшой переполох? – рассмеялась Эдит, когда они заехали в небольшое помещение по соседству с Библиотекой, где и был офис Ибстокского еженедельника.

– И что ты придумала?

– Я возьму у тебя интервью. На разворот. С фотографиями. И сделаем мы это на открытии Фестиваля – там будет местный телеканал. Пока ты будешь говорить на камеру, я суну тебе под нос диктофон, все запишу, а потом расшифрую и напишу такую красоту, что даже мне самой завидно потом будет это перечитывать.

Эдит подошла к столу, а Грейс жестом показала