– Про это мне ничего не известно, – соврал я. – Насколько я понимаю, она просто хочет на всякий случай заручиться вашей подписью.

– И подставить свое дурацкое горло под нож. Дайте ручку.

Я протянул ей ручку и подложил под бумагу блокнот – так и писать удобнее, и документ сразу же окажется у меня в руках. Она нацарапала внизу свою подпись и, пока я тряс бумагой в воздухе, чтобы высохли чернила, сказала:

– Раз ей это надо, я не против. Мне все равно. Я человек конченый. Пропади они все пропадом! – Она хмыкнула и вдруг резким движением откинула одеяло, и я увидел ее обезображенное, распухшее тело под грубой белой рубахой. – Как я тебе нравлюсь, а? Понял, что мне конец?

Я укрыл ее и сказал:

– Спасибо вам, мисс Дженисон.

– Не за что. Мне теперь на все наплевать. Вот только… – тут ее пухлый подбородок вздрогнул, – тошно умирать такой уродиной.

12

Это дело – особое

Из больницы я отправился на поиски Максвейна. Ни в телефонной, ни в адресной книге его имени не было. Я таскался по бильярдным, табачным магазинам, барам, сначала молча искал его глазами и только потом задавал осторожные вопросы. Безрезультатно. В поисках кривых ног я исходил весь город. Безуспешно. Тогда я решил вернуться в отель, вздремнуть, а ночью продолжить поиски.

В холле отеля, в углу, прикрывшись газетой, стоял какой-то человек. Увидев меня, он сложил газету и двинулся мне навстречу. У него были кривые ноги и отвисшая, как у борова, челюсть.

Я на ходу кивнул ему и пошел к лифту. Максвейн последовал за мной.

– Тебя можно на минуту? – прошамкал он мне в затылок.

– Разве что на минуту. – Я остановился, изобразив на лице полнейшее равнодушие.

– Здесь слишком людно, – нервно шепнул он.

Мы поднялись ко мне в номер. Он оседлал стул и сунул в рот спичку, а я сел на кровать и стал ждать, что он скажет. Некоторое время он молча жевал спичку, а затем заговорил:

– Хочу потолковать с тобой начистоту, приятель… Я…

– Ты хочешь сказать, что вчера подошел ко мне не случайно? Что Буша ты сыграл сам, по собственной инициативе, да и то лишь после моего с ним разговора? Что узнал об ограблении, в котором участвовал Буш, от своих бывших дружков, полицейских? И смекнул, что, если удастся связаться с ним через меня, сможешь на нем подзаработать, верно?

– Допустим, но будь я проклят, если держал столько всего в голове.

– Ты много выиграл?

– Шесть сотен. – Он сдвинул шляпу на затылок и, вынув изо рта изжеванную спичку, почесал ею лоб. – А потом все в кости просадил: и эти шестьсот, и еще своих двести с лишним. Представляешь? Шутя выигрываю шесть сотен – а потом должен клянчить четыре доллара на завтрак.

– Ничего не поделаешь, такова жизнь, – утешил я его.

– Это точно. – Он снова запустил спичку в рот, пожевал ее и добавил: – Вот я и решил к тебе зайти. Я ведь когда-то и сам был сыщиком…

– Почему Нунен тебя выгнал?

– Меня?! С чего ты взял? Я сам ушел. Обстоятельства… Понимаешь, жена в аварии погибла, я страховку получил – вот и ушел.

– А я слышал, он тебя выставил, когда его брат застрелился.

– Плохо, значит, слышал. Это потом было. Да ты можешь у него сам спросить, если мне не веришь.

– Какая мне разница? Рассказывай лучше, зачем пришел.

– Я проигрался, сижу в дерьме. Ты ведь сыч из «Континентала», и я догадываюсь, чем ты здесь занимаешься. Я могу пригодиться, сам был сыщиком, все выходы и входы в Бесвилле знаю.

– Значит, шестеркой хочешь стать?

Он посмотрел мне прямо в глаза и спокойно сказал:

– Не понимаю, почему обязательно надо человека обидеть? Неужели другого слова подобрать нельзя?

– У меня есть к тебе дело, Максвейн. – Я протянул ему бумагу, подписанную Мертл Дженисон. – Что ты об этом скажешь?

Он стал внимательно читать, его губы шевелились, спичка прыгала во рту. Прочитав, он встал, положил бумагу рядом со мной на кровать и насупился.

– Сперва я должен кое-что уточнить, – с серьезным видом сказал он. – Я скоро вернусь и тогда все тебе расскажу.

– Не валяй дурака, – засмеялся я. – Неужели ты думаешь, что я тебя отсюда выпущу?

– Ничего я не думаю, – с таким же серьезным видом сказал он, качая головой. – Это ты думаешь, что сможешь меня остановить.

– Не думаю, а уверен, – сказал я, а про себя прикинул: он же здоровый малый, моложе меня лет на шесть и фунтов на двадцать легче.

Он стоял передо мной и с серьезным видом смотрел на меня. А я сидел на кровати и смотрел на него – с каким видом, трудно сказать. Продолжалась эта немая сцена, наверное, минуты три.

Не знаю, о чем в это время думал Максвейн, а я мысленно измерил расстояние между нами и рассчитал, что, если он на меня бросится, я откинусь назад, перевернусь на бок и ударю его ногами в лицо. Он стоит слишком близко, рассуждал я, и достать пистолет не успеет. Но тут мои размышления были прерваны.

– Это паршивое кольцо ни черта не стоит. Еле-еле две сотни за него получил.

– Сядь и расскажи всю историю.

Он опять покачал головой и сказал:

– Сначала объясни, зачем она тебе.

– Чтобы Сиплого посадить.

– Сиплый меня не волнует. Что будет со мной?

– Тебе придется пройтись со мной в полицию.

– Не пойду.

– Почему? Ты ведь свидетель.

– Спасибо! Чтобы Нунен пришил мне взяточничество или, чего доброго, соучастие в убийстве. А может, и то и другое. За ним ведь не заржавеет!

Пустая болтовня.

– Ничего не поделаешь, – сказал я. – Придется тебе с ним повидаться.

– Это мы еще посмотрим.

Я выпрямился и сунул правую руку в боковой карман.

Он кинулся на меня. Я упал на кровать, перевернулся на бок и выбросил вперед ноги. Но не тут-то было: Максвейн, не рассчитав своих сил, врезался в кровать, сдвинул ее, и я очутился на полу.

Я шлепнулся на спину и попытался одновременно вынуть пистолет и залезть под кровать.

А Максвейн, споткнувшись о ножку, перелетел через кровать и приземлился рядом со мной, ударившись головой об пол.

Я приставил пистолет к его левому виску и сказал:

– По твоей милости мы кувыркаемся, точно клоуны на арене. Не двигайся, а то сделаю трепанацию черепа.

Я встал, нашел и спрятал в карман подписанную Мертл бумагу и только тогда велел подняться Максвейну.

– Поправь