то и другое теперь навсегда останется с ней.
Глава 16
1996
Я часто наблюдала за Марлоу по утрам, во время завтрака. Ее лицо всегда выглядело безупречно чистым – возможно, оттого, что в день нашей встречи оно было перепачкано грязью? Кожа неизменно сияла, точно отполированная. Порой мне хотелось протянуть руку и оставить вмятинку на ее щеке, еще одну ямочку в дополнение к двум имеющимся. Я представляла, как мой палец погружается в ее плоть, как деревянный колышек в свежее тесто.
Ее лицо заключало в себе тайну, которую мне никак не удавалось разгадать. Перехватив мой взгляд с противоположной стороны кухонного стола, Марлоу отправляла в рот одну-две ложки хлопьев, делала глоток апельсинового сока и отводила глаза.
Стоило родителям отвернуться, как ее руки молниями мелькали над столом, незаметно внося хаос, и тут же ретировались.
Надкушенный папин тост.
Запрятанная под салфетку вилка, которую никто и не подумает там искать.
Мамин панкейк в луже сиропа.
Нож для масла у нее в руке. Блеск металла – точно вспышка маяка. Глядя на меня, она изображала порез на предплечье. Секунда – и ножа уже нигде не видно.
Я держала рот на замке. Ничего не говорила. Я ничего не видела.
Вечерами, когда папа приходил домой – рубашка измята, под глазами отпечатались следы усталости, – он сажал Марлоу к себе на колени, словно куклу, с которой не умел толком обращаться, затем поворачивался ко мне и спрашивал, как дела в школе. Хорошо ли я написала контрольную по математике, к которой он помогал мне готовиться.
Пока я послушно отвечала на вопросы, Марлоу прижималась к отцу, склонив голову ему на плечо, и вопросительно смотрела на меня, словно тоже хотела получить ответы.
С каких пор место у его плеча перестало быть моим?
Я пыталась вспомнить, залезала ли раньше вот так к нему на колени? Наверное, да.
* * *
Когда у нас совпадали перемены, я наблюдала за Марлоу на игровой площадке. Дорога от школы спускалась под небольшим уклоном, и, шагая в общей колонне, я почти сразу замечала Марлоу впереди. Ее кудряшки подпрыгивали вверх-вниз, а улыбка ослепляла даже на расстоянии. Она была всеобщей любимицей. Ширли Темпл[7] своего класса.
Не подумайте, что я ревновала. Завидовала популярности младшей сестры. Ее способности притягивать внимание окружающих, которая, подобно грозовой туче, вдруг возникает ниоткуда и застилает все на своем пути. Вовсе нет. Я восхищалась Марлоу.
Восхищалась издалека.
Иногда по ночам она пробиралась ко мне в комнату. Проснувшись, я обнаруживала Марлоу рядом, словно она всегда была там. Порой она разговаривала с закрытыми глазами.
– Мы ведь сестры, да?
Я кивала и добавляла вслух:
– Теперь да.
Тогда Марлоу прижималась ко мне еще сильнее. Волосы у нее на макушке были влажными после ванны, от них пахло детским шампунем. Я смотрела на усеянный звездами потолок и считала светящиеся в темноте точки, мысленно переставляя их, пока вновь не погружалась в сон.
* * *
Ада теперь брала вечерние и утренние смены на птицекомбинате за городом, и Сойер стал забегать к нам домой до и после школы.
– Лишние деньжата нам не помешают, – с усмешкой говорила она.
Ада почти всегда говорила с усмешкой, видимо, надеясь таким образом подсластить горькую пилюлю.
Сойер неловко ерзал всякий раз, когда об этом заходила речь. Как будто чувствовал свою вину в том, что бабушка снова работает. Я никогда не спрашивала его об отце. Однако нежелание Сойера говорить о нем было красноречивее любых слов.
Мало-помалу Сойер пустил корни в нашем доме, стал его неотъемлемой частью. Мони всегда держала для него наготове завтрак и машинально выставляла на стол дополнительную тарелку, словно сдавала еще одну игральную карту. Он послушно ел, после чего мы спешили на автобусную остановку.
Когда его не было, я чувствовала в животе сосущую пустоту. Как будто пропустила завтрак вместе с ним.
После школы мы бросали рюкзаки на кухонные стулья и плюхались на живот перед телевизором, как тюлени.
– Никакого телевизора. Сначала поесть и уроки, – ворчала Мони.
И все-таки ставила перед нами миски с орешками и креветочными чипсами с азиатского рынка, бормоча по-корейски, что мы слишком много смотрим телевизор.
– Как думаешь, каким Могучим Рейнджером я бы стал? – спросил однажды Сойер, отправляя в рот креветочные чипсы.
– Красным. А я, само собой, Розовым.
– Нет. Ты бы стала Зеленым.
– Почему?
– Зеленый и Красный – приятели!
Я закатила глаза.
– А я? – спросила распластавшаяся на диване Марлоу.
– Ты еще слишком мала.
Она негодующе сморщила нос.
– Не намного младше вас. Через несколько месяцев мне исполнится восемь!
Поскольку официальной даты рождения у нее не было, мама с папой сами выбрали день и решили остановиться на первом января. Хотя до ее дня рождения оставалось еще два месяца, Марлоу не могла говорить ни о чем другом.
– Тебе даже не нравятся Могучие Рейнджеры, – заметила я.
– Может, и нравятся. Может, я именно этого хочу на день рождения.
Я закинула в рот несколько орешков и указала на экран телевизора. Зеленый и Красный Рейнджеры объединились против Риты Репульсы.
– Видишь? Приятели! – сказал Сойер, переворачиваясь на спину.
* * *
На следующий день мама повела нас с Марлоу в торговый центр. Несколько лет назад с помпой открылся «Молл Америки», но мама всячески его избегала.
– Он слишком огромный. Я ничего не могу там найти, – часто жаловалась она.
Поэтому, невзирая на наши мольбы, мама повела нас в более спокойный торговый центр «Роуздейл».
– Марлоу нужны новые кроссовки, – озвучила она цель нашей миссии перед входом в магазин.
Едва мы вошли, как на нас обрушились запахи горячей выпечки, пота и резины.
– Ооо, можно нам молочный коктейль? – спросила я, прожигая взглядом ярко освещенную вывеску «Дэйри Куин».
– Обувь, – отрезала мама, крепче сжав мою руку.
Я взглянула на нее. Золотистые локоны, которые некогда сияли и волнами ниспадали ей на плечи, теперь выглядели пепельно-серыми. Она давно не стриглась, и кончики безжизненно лежали у нее на груди.
– «Мэри Джейн»? Или красные лодочки? – с надеждой спросила Марлоу.
– Тебе нужна удобная обувь. Твои кроссовки уже слишком малы.
– Мне не нужны кроссовки. В них не получится крутить пируэты.
– Думаю, ты сможешь, если постараешься.
Как только мы подошли к магазину детской обуви, Марлоу отпустила мамину руку и побежала прямиком к блестящим фиолетовым туфлям «Мэри Джейн».
– Вот это я понимаю – туфли… – Она подняла их к свету.
– Нет, Марлоу. – Мама с легким раздражением дернула головой. – Иди посмотри на той полке.