больнице, за ней наблюдал психолог. Девочке выделили койку рядом с Энджи, и она плакала каждый раз, когда разговор заходил о том, что ее нужно перевести. Поскольку Энджи не возражала, чтобы Мария лежала рядом с ней, и сам директор полиции позвонил и сказал, что они должны делать то, что лучше для несчастного ребенка, никто из врачей и медсестер больницы не посмел запротестовать. Но когда Мария попросила, чтобы в палату пустили собаку, тут уж коса нашла на камень.
Когда Трокич пришел навестить их шестой раз на третий день, Мария сидела в ногах кровати Энджи и читала вслух «Гарри Поттера» с айпада, который ей кто-то одолжил. Увидев Трокича, она серьезно посмотрела на него.
– Энджи никогда не читала «Гарри Поттера». Она даже фильмы не смотрела. Бедняжка. Моя мама читала… – Она замолчала, опустила взгляд на одеяло, и слезы снова покатились по щекам.
Энджи взяла ее за руку и притянула к себе. Девочка плакала, уткнувшись ей в грудь, пока Энджи беззвучно скрипела зубами от боли. Но наконец Мария затихла и выпрямилась.
– Я хочу остаться с Энджи, – сказала она твердо. – Я хочу с ней жить.
– Но Мария, – начал Трокич тихим голосом, думая о холодном трейлере, – твои дедушка и бабушка в Дании очень хотят, чтобы ты приехала. Мы поедем вместе, ты и я. Зенну мы тоже возьмем с собой. Вы будете жить у бабушки с дедушкой, и у тебя будет своя комната в доме, который совсем недалеко от парка с оленями.
– Но я не хочу. Я хочу быть с Энджи.
И громче, сердитым голосом:
– Я не хочу в Данию. Хочу остаться здесь.
– Милое золотце, – сказала Энджи и прижала ее к себе, – ты можешь остаться у меня, если хочешь, но это решаю не я.
– А кто решает? – спросила девочка.
– Не знаю. Твои дедушка с бабушкой. Власти.
Мария зарылась лицом в одеяло и снова заплакала. Энджи покачала головой, гладя девочку по светлым волосам, и посмотрела на Трокича блестящими растерянными глазами.
– Черт возьми, Дэниель. Что мне теперь делать? С тобой и с ней? Со всем?
Он не мог ответить. Боль была огромной пустотой у него в животе, и он отвел взгляд. Посмотрел в окно. В сторону университета. Прошло всего десять дней, а вся его привычная жизнь перевернулась с ног на голову. Они охотились на одного из худших убийц в его практике, погибли люди, мир невинного ребенка был разрушен. И еще он встретил ее. Энджи. Дания казалась невероятно далеко, но там был его дом.
– Поехали с нами, – попросил он. – У меня найдется место для тебя, а бабушка с дедушкой Марии живут всего в паре километров от меня. Она сможет приходить к нам в гости.
Она покачала головой:
– Это единственное, чего я не могу. Меня нельзя забрать с Аляски. Так далеко вороны не летают.
67
Вернувшись в Орхус, Трокич обнаружил, что стал героем. Газеты пронюхали об убийствах, и СМИ заполнили кричащие заголовки, один громче другого: «Датский полицейский побеждает американского маньяка», «Убийство ученого-вулканолога в США раскрыто датской полицией». Целую команду с TV2 послали в Анкоридж, чтобы снять документальный фильм о жестоком преступлении, жертвой которого стала датская семья на Диком Западе. Телевизионщики вникли в материалы дела до мельчайших подробностей и поговорили со всеми вовлеченными сторонами. В результате Трокича провозгласили самым настоящим героем. Но ему было абсолютно на это плевать, когда он, засыпанный поздравлениями, пришел в офис Карстена Андерсена.
– Вы посмотрите, кто к нам пожаловал, – сказал директор полиции, чье лицо иллюстрировало многочисленные газетные заголовки. – Только что прилетел?
Трокич ответил утвердительно. Его внутренние часы снова совершенно сбились с курса.
– В семь утра, – добавил он. – Заехал домой ненадолго. Мой автоответчик забили сообщения с приказом явиться сюда. Я устал, вымотался, хочу домой и спать.
Директор полиции улыбнулся.
– Поспишь еще. Не думал, что скажу это, но народ тут скучал по тебе. Они мне жутко надоели, постоянно спрашивая, нет ли новостей. Я весьма доволен твоей работой. Ты практически возвел полицию Восточной Ютландии в героический статус.
Расскажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю из новостей. Не сказать чтобы я получил много отчетов от тебя в ходе дела.
Трокич вздохнул и начал рассказывать. Это заняло почти два часа, в течение которых Карстен Андерсен сидел тихо, как мышь, и ловил каждое слово. Потом они молчали. Трокич смотрел в окно и думал, что он сидел на этом месте две недели назад и был тогда другим человеком. Еще он думал, что деревья за окном сбросили почти все листья. Он не знал, потерял ли он сам многое или, наоборот, что-то нашел.
– А что Мария? – спросил Андерсен взволнованно.
– Дедушка с бабушкой встретили нас в аэропорту и забрали ее.
Трокич все еще чувствовал детскую ручку, сжимающую его ладонь весь долгий путь через Атлантический океан и четыре пересадочных аэропорта; девочка выпускала его руку, только когда прижималась к нему, свернувшись клубочком, и дремала. А Зенна все время сидела в багажном отделении под ними. Он никогда так не боялся, что багаж потеряется, и вздохнул с облегчением, когда счастливую, не травмированную перелетом собаку выпустили из клетки в аэропорту Биллунн.
– Я говорил с ними вчера, – сказал Андерсен. – Лично ездил к ним и снова съезжу, когда все немного уляжется. Ей будет тут хорошо.
Трокич скептически пожевал щеку изнутри.
– Иногда жизнь бывает к нам жестока. Я помню Марию маленькой сильной упрямицей. Она наверняка справится, к тому же она у своих бабушки и дедушки, которые любят ее больше всего на свете.
– Верю вам, – сказал Трокич. – Но она не хочет жить здесь. Она хочет к Энджи, моей коллеге. Хочет обратно на Аляску.
– Ну так она сможет туда поехать, когда вырастет. А до тех пор она может летать туда на каникулы. Ее бабушка и дедушка добрые люди, и денег у них хватает. Если она будет канючить, то наверняка добьется своего.
– Уверен, она так и сделает, – сказал Трокич, вспоминая совершенно раздавленную Энджи в аэропорту Анкориджа. Ее взгляд будет еще долго преследовать его.
– И что теперь? – спросил Андерсен. – Какого черта мне теперь с тобой делать, национальный герой? Я бы тебя повысил, если б не знал, что ты бы скорее предпочел, чтобы тебя понизили. Да и прямо сейчас больше похоже на то, что ты бы хотел, чтоб тебя уволили.
– Не стоит беспокоиться. Я больше ничего не умею делать.
Директор полиции долго разглядывал его, вращая большие пальцы один вокруг