— Переодеться не успел, товарищ майор, — обиделся лейтенант.

Леденцова раздражали не кудри, а пассивность. Примета времени: молодежь перенасыщена информацией и развлечениями. Нелюбопытный оперативник как близорукий орел. Рябинин утверждает, что прогрессом движет любопытство. Искуситель, дьявол, Мефистофель — это иное название любознательности.

— Лейтенант, и вся твоя работа?

— Не вся, товарищ майор.

— Ты поехал к Самоходчиковой на квартиру?

— Зачем?

— Допросить.

— Без подготовки, без следователя?

— Правильно. Значит, ты связался с командиром корабля и велел самолет завернуть?

Лейтенант засмеялся. Это хорошо: оперативник без чувства юмора, что жених… без бритвенного прибора. Какой там бритвенный прибор: человек без юмора — это дурак.

— Товарищ майор, я поговорил с таможенником. Он этого немца знает, потому что тот посещает Россию почти еженедельно.

— С багажом?

— Да, в последний раз уезжал с чемоданами.

— А в этот?

— Сумка через плечо да полученный сверток. Таможенник сверток проверил. Никогда не догадаетесь, что в нем.

— Догадаюсь, лейтенант, — металл.

— Какой металл? — почему-то удивился оперативник.

— Платина.

Леденцов не сомневался, что она, платина, переправлялась за рубеж мелкими партиями. Если не мелкими, то крупными, в багаже.

— Лейтенант, а раньше чемоданы немца проверялись?

— Наверняка, но таможенника я не спрашивал. Меня интересовал переданный сверток.

Леденцова теперь больше всего интересовала Самоходчикова. Любовница Мазина, который похитил платину; не установленный парень передал ей сверток; она везет этот сверток зарубежному туристу… Ситуация классическая.

— Володя, прослушку нам пока не разрешили. Свободных людей нет. Самоходчикову не выпускай из виду. За помощью приходи.

— Есть, товарищ майор.

— Ну, а что оказалось в свертке?

— Кукла.

— Что за кукла?

— Обычная, даже старенькая…

— А в кукле?

— Ее просветили: ни денег, ни бриллиантов, и никакой платины. Сувенир бабушке, память ее детства.

Тамара не могла понять, почему в прокуратуре она умолчала о Саше. И почему до сих пор скрывает от него этот вызов. Ее удерживала беспричинная тревога. Беспричинная ли? Саша молчалив, как ее одинокая квартира: приемника не было, телевизор сломался, на плите ничего не варилось…

Тревога от неизвестности. Она вспомнила, как однажды повесила на косяк кухонной двери проветриваться тулупчик, вывернув овчину. Утром, уже светало, вошла в кухню и закричала — там стоял медведь. Тревога от непонимания…

Она любила смотреть детективы. Оперативники бывали разные, но что-то в них было единое, как у близнецов. Ловили, дрались, стреляли и выпивали. Симпатичные простоватые ребята.

Саша жил в тайне, как карась в иле. До сих пор не показал свою квартиру, не познакомил с приятелями, ничего не рассказывал о работе, часто менял автомобили, имел большие деньги…

Тамара колебалась недолго: не арестуют же ее за это? И набрала номер телефона.

— Дежурный капитан Сердюков слушает!

— Скажите, как мне позвонить Веткину…

— В каком он отделе?

— В уголовном розыске.

— Там таких нет.

— Веткин Александр Александрович…

— Девушка, уголовный розыск я знаю, как свои карманы.

— Может быть, не в уголовном…

— Дорогая, мне искать некогда. Звоните в канцелярию.

И он положил трубку. Тамара набрала номер канцелярии и затараторила, боясь, что не станут искать?

— Очень прошу… Я приехала издалека, ищу брата… Веткин Александр Александрович… Работает у вас…

— Сейчас гляну в компьютер, — ответила женщина.

Тамара не дышала, чувствуя, что ждет ответа, как приговора. И тут же мысленно обругала себя и за сомнения, и за недоверие. И за глупость: что бы сейчас женщина ни ответила, Тамара с ним не расстанется.

— Слушаете?

— Да-да…

— Веткин Александр Александрович в нашем РУВД не числится.

У Тамары чуть было не вырвалось: «А где числится?» Но трубка уже била отбой. Тамара задумалась: с чего она взяла, что Саша работает в РУВД этого района? Наверное, РУВД в городе штук шесть или десять. Он мог служить и в отделении милиции по своему месту прописки. В конце концов, надо выбрать момент и Сашу спросить.

Тамара легла на диван вздремнуть перед ночным дежурством. Днем сон не шел. Вместо него полуживое забытье с полуснами; когда спишь и знаешь, что спишь.

Какие-то звуки… Верхний сосед топает. Нет, не верхний. Сосед боковой… Наверное, что-то прибивает. А зачем кричит? Но стук не в стенку… Глухой, а крик еще глуше…

Тамара села. Кричали и стучали на лестничной площадке. Вроде бы звали на помощь… Она боязливо выглянула. Крики и стуки неслись из лифта. Давно он не застревал. Как раз на уровне их лестничной площадки.

Она подошла и спросила, будто звонили в ее квартиру!

— Кто там?

— Девушка, — взмолился мужской, вернее, юношеский голос. — Вызовите лифтера! Уже полчаса сижу…

— Там есть кнопка к лифтеру…

— Жму, но бесполезно. Позвоните!

— Не знаю телефона.

— Тут номер значится. Я продиктую…

Она запомнила цифры, позвонила и вернулась на лестничную площадку. Мастер прибыл минут через десять, покопался где-то внизу, на первом этаже — и лифт распахнулся. Из него вышел молодой человек, озираясь и пробуя понять, на каком он этаже.

— На четвертом, — подсказала Тамара.

— А я с пятого. У вас так часто?

— Да нет… Вы не из нашего дома?

— Теперь из вашего, снял однокомнатную квартиру. Выносил бутылки на помойку.

В руке пустое полиэтиленовое ведро. Джинсы в пыли и белилах. Рубашка с короткими рукавами в прилипших стружках.

— Я не мешаю: стучу, сверлю?..

— Вы же не надо мной, а сбоку.

— В вашем доме акустика, как в филармонии. Первый день мне казалось, что, извините, в мой туалет каждые полчаса заходят посторонние граждане.

— Привыкнете.

— А в кухне пахнет чужим жареным и пареным.

— Принюхаетесь.

— Как звать мою спасительницу?

— Тамара.

— А я Олег.

И он побежал по ступенькам на пятый этаж. Она вернулась в квартиру, поймав себя на каком-то смущении. Помогла человеку — и все. Молодой, приятный… Дело не в этом: много молодых и приятных. Необычный. Большие глаза полны наивной голубизны и русые локоны висят на ушах. Ему бы в церкви петь, а не ремонтом заниматься.

Я размышлял о литературно-киношных жанрах. Детектив там, где есть тайна, триллер там, где ловят и стреляют. У Леденцова триллеры, у меня детективы. Но, похоже, и у меня детектива нет, поскольку тайна разгадана — убийца какой-то Шампур, которого оставалось только поймать.

Вошла женщина, улыбнувшись мне, как старому знакомому. Я уже говорил, что плохо запоминаю лица, но только не тех, кого допрашивал. Дочь убитого Чубахина. Пришла сама, без всякой повестки.

— Садитесь, Кира Ивановна.

Здесь, в кабинете, я разглядел ее четче. Слегка одутловатое лицо все-таки оставалось моложавым. Вспомнил, ей сорок лет. Каким же быть женскому лицу в сорок, как не моложавым?

— Кира Ивановна, что-нибудь вспомнили?

— А что надо вспоминать?

— Неужели не думали, кто мог