— Постоянно в голове, но не было в нашем окружении ни злодеев, ни врагов.

Ее серые глаза казались светло-голубыми, по крайней мере иногда на них как бы падали голубоватые блики. Или это от волос, белая чистота которых отливала естественной слабой синевой? Если ничего не вспомнила, зачем же пришла? Глупый вопрос, потому что родственники, как правило, приходят узнать, не пойман ли убийца. Видимо, Кира Ивановна…

Она непроизвольно подалась вперед, словно захотела обдать меня своей слабенькой голубизной. Я ответно вскинулся:

— Что?

— Я была на даче… Там тоже искали.

— То есть?

— Замок сломан. Шкаф, кладовка перерыты. Диван даже вспорот…

— Что пропало?

— На даче одно старье.

Я не понимал, чему она удивляется. Шампур поискал раритеты на даче, не нашел и отправился в квартиру Чубахиных. Неужели женская логика не может соединить эти два обстоятельства? А ведь она работала за компьютером, вроде бы, самым логичным прибором.

— Кира Ивановна, бандит искал ценности вашего отца.

— Он же их забрал…

— Был на даче еще до этого.

— Я езжу на дачу ежедневно: позавчера все было в порядке, а вчера… Уже и ценности взяты, и отец похоронен.

— Хотите оказать, что у вас продолжают что-то искать?

— Именно.

Я горевал, что нет тайны. Следственная работа без тайн, как еда без соли. Но ведь по садоводству мог ходить какой-нибудь случайный вор. Который ничего не крадет?

— Кира Ивановна, значит, у вашего отца были еще какие-то ценные раритеты?

— Представления не имею.

Ее взгляд забегал по кабинет как бы от рассеянности: такие квази-рассеянные взгляды случаются у людей, которые начали говорить неправду. Неужели что-то утаивает?

— Кира Ивановна!

— А?

— Говорите!

— Наверное, глупость…

— Слушаю глупость.

— От бабушки остался плюшевый мишка. Потрепанный, старый… Может быть, его искали?

— Игрушку?

— Да.

— Ав ней… что?

— Наверное, вата.

— Кира Ивановна, как говорит молодежь, не врубаюсь…

— Мишка 1912 года. Раритет для коллекционеров.

Я знал, что среди собирателей полно одержимых. Но ради игрушки пойти на преступление?.. Спросил я вежливо:

— Какие же у вас доказательства, что искали мишку?

— На даче рылись только в мягких вещах. Ни в посуде, ни в книгах… Игрушка-то мягкая.

— Кира Ивановна, не убедительно.

— А это?

И она протянула мне газетку, где синим карандашом была очерчена заметка, перепечатанная из какого-то немецкого издания: на аукцион будет выставлен плюшевый мишка 1912 года изготовления со стартовой ценой двадцать пять тысяч долларов США. Вот как… И мою память взбодрил нечаянный импульс — ведь где-то прочел. В штате Невада нашли джинсы и по заклепкам определили, что им не менее ста двадцати лет. Владелец хочет на аукционе получить за них тридцать тысяч долларов.

— Кира Ивановна, почему вы уверены, что мишка именно ваш?

— Гляньте в заметку… У мишки за ухом крохотная проплешина. У моего такая же.

— Но как узнали про него за рубежом?

— Могу только предположить… Весной мы с отцом принимали группу немецких пенсионеров. Видимо, информация растеклась. Так ведь мишки ни дома, ни на даче нет… Исчез.

Кефир, батон, пачка масла — легко. Но к ним полкило сыра, цыпленок, мешочек расфасованных конфет — уже тяжело. Когда же она легкомысленно взяла пять килограммов картошки, то скособочилась от тяжести. Да еще не вовремя заморосило. Пришлось раскрыть зонтик: как циркачка, идущая по канату.

Длинная мужская фигура сгорбилась и чуть ли не оперлась о ее плечо. Тамара попросила:

— Выйдите, пожалуйста, из-под моего зонтика…

— Я по-соседски.

— A-а, это вы…

Тамаре казалось, что голубизна глаз зависит от цвета неба.

Но сегодня небо темно и скомкано, как серое одеяло. Он, голубоглазый, взял продуктовые сумки, и от легкости ей захотелось взмахнуть руками, как крыльями. И вспомнилось его имя:

— Олег, вы устроились?

— Мебель хозяйская, но что-то хочется сделать по-своему.

— Откуда приехали?

— С юга, из Сочи. Тамара, а вы местная?

— Да, петербурженка.

— Санкт?

— Ага.

— Вкусно.

— Почему вкусно? — не уловила она.

— Петербурженка… Как буженина. Да еще санкт.

Тамара догадалась, что он хочет есть, как все одинокие мужчины. Голодный мужчина интереснее сытого. Да еще голубоглазый, которых теперь как-то не стало: большинство темноволосые, черноглазые, усатые. У нее чуть было не сорвалось с языка приглашение на чашку чая, но вспомнила, что ждет Александра.

— Олег, вы живете один?

— Да, не женат.

— Ну, вы еще молоды…

— Видите ли, у меня слишком запутаны отношения с Софи Лорен.

— Которая… кинозвезда? — Тамара подумала, что ослышалась.

— Да, итальянская.

— А вы с ней… знакомы?

— С ней весь мир знаком.

— Но она же старая. — Тамара нашла резон, почему Олег не мог быть с ней знаком.

— Видимо, поэтому на мои письма и не отвечает.

— Прикалываетесь? — догадалась она.

Тамара поймала себя на том, что ей приятно идти с этим молодым человеком. Именно потому, что «молодой человек», в то время как вокруг одни парни. Коротко стриженные, с выпирающими затылками — у него русые волосы-локоны; в черных кожаных пиджаках — у него мягкая замшевая куртка; пахнущие дезодорантом — от него шел аромат загадочного одеколона. Ну, и голубые глаза.

— Спасибо за помощь, — сказала она у своей двери. — Вы, наверное, студент?

— Как догадались?

— Лицо задумчивое.

— Я в уме решаю кроссворды.

И он побежал не следующий этаж. Тамара вошла в свою квартиру, разобрала сумки, и ей показалось, что здесь все стало необжитым. Она, хозяйка, дежурит или спит. Обедов не варит, телевизор не смотрит. Что делает? Ждет. Чего? Неизвестной перемены в жизни. А Саша пропадает в никуда и возникает ниоткуда. И эти тайны… Надо все-таки изловчиться и спросить прямо…

Но Саша пришел, нет, он не ходил, а напирал на жизнь, как внезапный шквал. Бросил в кресло сумку, со стуком поставил бутылки с пивом, рывком прижал ее… Тамаре нравилась эта пробивная сила — мужчина. Да и весел он всегда, когда не зол.

— Будем ужинать или тянуть Митю за титю?

Сейчас, пока веселый, или никогда.

— Саша, меня допрашивали в прокуратуре.

— О чем?

— О Мазине.

— Мною интересовались?

— Они о тебе не знают.

— Ну и хрен с ними!

Саша откупорил бутылку, налил ей стакан и остальное выпил прямо из горла. Тамара тоже поспешила проглотить пиво, чтобы стать смелее, и, не отерев с губ пену, выпалила:

— Саша, а ведь ты в милиции не работаешь.

— Прикольчик, маму твою поперек!

— Ведь правда?

— Кто тебе оказал?

— Никто, женская интуиция.

То ли от пива, то ли от выпавшего момента у Тамары екнуло желание расспросить о его родственниках, о месте жительства, о тяжелых чемоданах, привезенных Гюнтеру, о кукле в кейсе… Но Саша наступил на нее телом, почти прижав к столу. Узкое