– Прости, – смутилась Эми. – Я пыталась… выбросить это место из головы. После всего, что тут произошло… Я не могу, понимаешь, физически не могу снова переступить порог этого дома.

Полные губы Агги раскрылись, образовав небольшой овал, лицо приобрело глуповатое выражение. Затем в глазах мелькнула искра понимания, и она снова метнулась к племяннице, чтобы сгрести ее в охапку. Эми отшатнулась.

– Так вот оно в чем дело. Я не понимала, прости меня, малышка. Ведь ты же его там нашла. Конечно, я немедленно сниму этот плакат. Ты знаешь, я обожала Джаспера. Я часто присматривала за вами, когда вы приезжали к деду на каникулы. Вот только Эми и в детстве была такой… букой, – посмотрела она на меня. – Уклонялась от объятий, предпочитала сидеть на веранде с книжкой. А Джаспер был очень веселым и ласковым. Целыми днями торчал на озере или носился по лесу, надо было все время следить, чтобы он не провалился куда-нибудь или не покалечился. Я так по нему скучаю! Когда минуло десять лет со дня его смерти, я хотела устроить здесь что-то вроде поминальной службы. Но оказалось, что в поселке почти уже никто не помнил Джаспера… Мне казалось, что и ты про него забыла.

Агги облокотилась о прилавок и отвернулась. Я заметил, что она украдкой смахнула выступившие слезы.

Я подошел и положил женщине руку на плечо. Агата мне благодарно улыбнулась.

– Вы тут надолго?

– На пару дней. Мы остановились в «Шемрок Инн».

– Не хотите сегодня поужинать у меня? Я не ждала гостей, но кусок мяса в кладовке найдется, и я могу быстро приготовить что-нибудь простое и питательное.

Я не сомневался, что Агги регулярно потчевала себя простыми и питательными ужинами и безо всяких гостей.

– Не сегодня, Агги, – твердо заявила Эми. – Мы очень устали с дороги. Знаешь, милый, наверное я бы предпочла вернуться в отель, поужинать там и лечь в кровать. У меня очень болит голова.

– Понимаю, – женщина склонила голову к плечу, проницательно догадавшись, что вряд ли племянница вообще придет к ней на ужин. – Завтра в магазине будет помощница. А я собираюсь работать в своей мастерской в поселке. Если найдете возможность заглянуть, буду очень рада вас видеть. Мне надо выполнить несколько заказов, но это может и обождать.

– Вот уж не думала, что Агги станет художницей, – сказала Эми, когда мы вышли из лавки ее тети, звякнув на прощание керамическим колокольчиком. – «Мастерская», «заказы». Свой магазин.

– А чем она занималась раньше?

– Да ничем особенным. Жила вместе с отцом, моим дедом со стороны мамы, и вела хозяйство. Стряпала, убирала. Кстати, готовила она, как я помню, совсем неплохо, только уж больно много. Порции в их доме можно было слонам в зоопарке подавать. Дедушка Джордж ворчал, что она его объедает. Он работал перевозчиком на собственном грузовике, часто бывал в разъездах. Потом скопил денег и вышел на пенсию. Умер в конце войны, когда Агги было за двадцать, а нам с братом около десяти лет. Так что я его плохо помню. Наверное, он оставил Агате какую-то ренту, потому что она так и продолжила вести хозяйство, а еще сдавать комнаты летним приезжим.

– Странно, что она не вышла замуж. На самом деле, она совсем неплохо выглядит для тех, кто предпочитает пышных женщин. Не такая уж она и толстая. И сохранилась хорошо. Видимо, у девушек семьи Тремонт хорошие гены.

– Не пытайся заговаривать мне зубы. Я же видела своими глазами твою первую жену. Я и в подметки ей не гожусь. Миранда – настоящая красавица.

***

После ужина Эми заявила, что примет таблетку перкоцета и отправится в кровать. Я сказал, что попробую найти в Донкастере какой-нибудь бар, и захлопнул дверь номера перед носом у Чейни, который был полон сил и желания составить мне компанию.

Поблуждав по городу, я быстро нашел бар «У Пэдди». Насколько я знал ирландцев из Нью-Йорка и Бостона, это вовсе не означало, что Пэдди было именем владельца. Просто так они величали Святого Патрика.

Как я подозревал, коктейлям и винам жители Донкастера предпочитали ржаное виски и теплое пиво, как и сто лет назад. Я взял свой стакан с двойным скотчем и расположился в самом углу стойки, чтобы не привлекать лишнего внимания. Впрочем, посетители бара и так не слишком заинтересовались моей персоной. Хотя Донкастер и был маленькой сплоченной общиной, тут привыкли к заезжим художникам и дачникам из Джаспер-Лейк.

Эми назвала Миранду красавицей. Что ж, она и правда была очень эффектной женщиной даже сейчас, когда ей почти исполнилось сорок. Пожалуй, она стала еще краше, чем в дни молодости, высокие скулы стали более заметными, некогда овальные щеки втянулись. Темные глаза светились все так же ясно, хоть и обрамленные легкими морщинками, незаметными с первого взгляда. Скорее всего Миранда умело пользовалась тенями и пудрой. Правда, с годами мышцы вокруг чувственного рта ослабли, поэтому его уголки опустились вниз, что придало лицу торжественное и печальное выражение словно на средневековом портрете, это впечатление усиливали по-прежнему густые каштановые волосы, разделенные на прямой пробор и схваченные в тяжелый узел у основания шеи.

Не скрою, меня всегда влекла красота Миранды. Еще когда мы только познакомились, стали встречаться, а потом поженились, я продолжал любоваться ею украдкой, словно не мог поверить, что эта удивительная женщина согласилась разделить со мной жизнь. А после нашего развода еще долгое время, стоило мне закрыть глаза, как я представлял лицо и фигуру Миранды во всех подробностях. Иногда я жалел, что обделен изобразительным талантом. Ведь тогда бы я мог выплеснуть преследовавший меня образ на холст.

Но потом наваждение прошло. Не помню каким образом, но однажды я понял, что больше не думаю о бывшей жене. Не ощущаю горечи утраты. Не держу обиды за ее истерики и измены. Я даже не чувствовал к ней особой жалости, поскольку понял, что Миранда, несмотря на свой беспечный и отчаянный образ жизни, всегда крепко стоит на ногах. В тот момент я даже хотел разузнать ее адрес, чтобы написать примирительное письмо, объяснить, что я готов отныне быть ее другом… но познакомился с Эми, и все мысли о Миранде окончательно улетучились.

Сегодня, встретив бывшую жену в магазине Агаты, я не ощутил ни следа былого волнения. Конечно, может, из какого-то мстительного чувства мне было бы приятно, если бы она расплылась и подурнела. Пожалуй, так было