засиживаются.
— Тогда я пойду? Сквозит тут у вас. Не ровен час заразу какую подхвачу.
— Сквозит, говоришь… — Приходько смерил следователя тяжелым взглядом. — Что ж, иди. Это похвально, что ты о здоровье печешься. Оно тебе на пенсии пригодится.
И улыбнулся. Пухлые губы растянулись, приоткрывая зубы. Зубы были острые, как у волка.
— Куда вы сейчас? — спросил Путилин, наблюдая, как следователь воюет с пальто — рука никак не находила рукав. Выглядел судмедэксперт совсем больным — осунулся, волосы казались сальными.
— Хочу познакомиться с соседом Арефьева.
— Можно я с вами? — загорелся Игорь Никитин, под занавес рабочего дня тоже заглянувший в кабинет Кочергина.
— Нет, Игорь, ты лучше здесь побудь. Жди вестей от брата. А вот Велизария Валентиновича я в компанию возьму. Поедете?
— Я только оденусь, — засуетился Путилин. — Я быстро. Только оденусь.
Оставшись один, Игорь постоял у окна, потом рассеянно прошелся по кабинету. Ему отчего-то было не по себе, неспокойно как-то. Где Максим?
17
Хрустнула кость. Максим не обратил на это внимания, довернул корпус и бросил Патлатого через плечо. Тот ударился затылком о пол и закричал от боли.
— Сзади!
Никитин прыгнул в сторону, и лезвие ножа лишь вспороло полу его куртки. Ребром ладони Максим рубанул нападавшего по кадыку. Парень выронил финку, захрипел и рухнул на колени рядом с Патлатым..
Отшвырнув ногой нож, Максим поискал глазами Виноградова. В разорванной до пояса рубахе тот отбивался от двух громил в твидовых пиджаках и делал это профессионально, ставя блоки и пару раз достав кулаками до физиономий своих противников. Но те были словно отлиты из бетона. Чтобы свалить их, требовался удар в челюсть — со всей силы, от всей души, а до того удар в «солнечное сплетение» или в пах — ногой, естественно.
Над головой Алексея что-то блеснуло, и будто пиявка впилась ему в грудь и тут же отвалилась, оставив на коже багровую полосу. Цепь снова крутанулась, но Виноградов, по-бычьи наклонив голову, сначала пригнулся, а потом прыгнул вперед. Цепь, не найдя преграды, вырвалась из пальцев нападавшего, отлетела в сторону и, как городошная бита, смела со стола две бутылки. Зазвенело битое стекло.
Максим встретил прямым слева мускулистого бугая с багровым и потным лицом, пнул пытавшегося подняться Патлатого и повернулся к Красавчику, который шел на него, выставив перед собой стеклянные зубья «розочки». Глаза у Красавчика были совершенно безумные.
Максим выхватил «Макаров».
— Все! Поигрались и хватит! — И выстрелил в потолок.
Красавчик застыл, глаза его прикипели к черной оксидированной стали пистолета.
— Следующая пуля — тебе. — Никитин говорил негромко, но в наступившей тишине казалось, что голос его гремит и рокочет. — Все к стене!
Горлышко бутылки звякнуло о паркет.
— А ты, — Максим повернулся к коротышке, — звони в милицию. Мухой!
Расставшись со следователем, Максим потоптался на автобусной остановке, покрутил головой и направился к бару, расположенному в доме через дорогу.
В зале Виноградова не было, иного Максим и не ожидал. Бармену он сказал, что ищет друга, и как мог обрисовал Виноградова. Видя, что бармен колеблется, добавил: «У него еще шрам на виске». Тот сразу же кивнул: «A-а… Был такой. Заглянул, пива выпил и ушел». — «Куда?» — «Я ему в попутчики не набивался».
И тогда Максим двинул в центр, здраво рассудив, что нет смысла шастать по окраинам, когда в центре города целые россыпи ресторанов и кафе.
След отыскался в симпатичном бистро, притаившемся в полуподвале жилого дома. Тучная дама за стойкой сразу опознала Виноградова, лишь только услышала про шрам. Максим отставал от Алексея на полчаса.
След он больше не терял, двигаясь от одного заведения к другому. Мало-помалу отрыв сокращался: двадцать минут, пятнадцать, десять…
Кафе «Жемчужина» было не самым роскошным, но и не из последних. Картонная табличка извещала: «Спецобслуживание». Максим собрался постучать, но тут дверь открылась и на улицу выскочила ярко накрашенная девица в чем-то очень объемном и очень пестром. Цокая высокими каблуками по асфальту, девица заторопилась прочь, а Максим толкнул дверь и шагнул внутрь.
Никто не преградил ему путь. Ни швейцара, ни гардеробщика за деревянным барьером…
Дугой изгибающаяся лестница привела его на второй этаж. Откуда-то справа доносились голоса.
Максим выглянул из-за подпирающей потолок колонны и увидел Виноградова. Того придерживал за локоть толстенький коротышка в смокинге и с «бабочкой» под многоярусным подбородком. Коротышка что-то быстро говорил. Виноградов не перечил, но потихоньку перемещался к двери-«гармошке», за которой звучала музыка.
— Туда нельзя, товарищ. Гражданин… Господин… — повысил голос коротышка.
Максим поддернул замок молнии на куртке и вышел из-за своего укрытия.
— А вы откуда взялись? Па-а-прошу очистить помещение!
— Виноградов? Алексей? — не обращая внимания на задыхающегося от негодования толстяка, спросил Максим. — Вас-то я и ищу.
— А что меня искать? Я не терялся. Ну что вы волнуетесь? — обратился Виноградов к коротышке. — Если ее там нет, я тут же уйду.
— Нет там никого! — взвизгнул коротышка, тряся подбородками.
— Как же нет, когда есть! — Виноградов слегка повел плечом, и толстяк мячиком отлетел в сторону.
— Пусть человек посмотрит, — сказал Максим. — Надо ему! А люди поймут, ну, что надо, и простят за вторжение.
— Ах, так? Так, да? Двое на одного? Хорошо… Прошу! — коротышка подскочил к двери. — Но пеняйте на себя!
Ролики скрипнули в желобе. «Меха» двери сжались.
В банкетном зале — небольшом, декорированном в восточном стиле, царил полумрак. Во главе богато накрытого стола сидел одетый «с иголочки» — из бутиков, не с рынка, — парень. Его можно было бы назвать красивым — «греческий» нос, высокий лоб, вьющиеся волосы, — если бы не брезгливо-надменное выражение лица. Не красавец — красавчик!
Парень ел маслины.
Сбоку от него жадно обсасывало куриное крылышко сутулое существо мужского пола с прыщавым сальным подбородком и оттопыренными ушами. Существо чмокало, сопело, брызгало слюнями и куриным жиром. С головой у этого Квазимодо было точно не все в порядке, тут и к гадалке не ходи. Таких уродов любит держать при себе нынешняя «золотая молодежь», как прежде особы королевской крови — шутов и паяцев.
На другом конце стола расположились два амбала в твидовых пиджаках. Громилы просто жрали — без хитростей, но хотя бы без брызг.
Были за столом и еще разного сложения представители сильного пола, но представительниц пола противоположного было несравнимо больше: интересные и не очень, изысканные и вульгарные, совершенно пьяные и относительно трезвые.
Коротышка подкатился к Красавчику.
— Извините… Простите… Но тут посторонние… Ворвались без спросу!
Красавчик выплюнул косточку, метя в «бабочку» толстячка. Попал.
— Михалыч, ты метрдотель или хрен моржовый? Я же