тебе объяснял: у меня праздник, приглашены самые близкие…
Толстячок залепетал что-то в свое оправдание, но Красавчик поднял холеную руку и отвесил ему звонкую пощечину. Подбородки коротышки затряслись, но губы так и остались сложенными в угодливую улыбку.
Квазимодо захохотал. Кто-то выключил магнитофон — чтобы не мешал представлению.
— Вы бы поосторожнее! — сказал Максим и решительно двинулся вдоль стола. Дорогу ему заступил долговязый, давно не стриженный человек в долго-полом пиджаке с двумя расходящимися рядами пуговиц.
— Гуляй отсюда! — ощерился он. — Это наше дело, семейное.
— У вас так отец сына учит?
Патлатый рассвирепел:
— Хохмишь? Тебе что, челюсти жмут?
— Оставь его, — сквозь зубы процедил Красавчик и лениво «обмазал» взглядом Никитина. — А ты гуляй отсюда. Не доводи до греха.
Максим взглянул на Виноградова. Тот стоял у стола, наклонившись к застывшей на стуле девушке. Собрав губы в узкую упрямую полоску, девушка еле заметно, но понятно, что отрицательно, качала головой.
Виноградов повысил голос:
— Люба, пойдем!
— Она пойдет, — зевнул Красавчик. — Но потом. И не с тобой, а… ну, вот хотя бы с ним. Хочешь девочку?
Квазимодо загукал и швырнул в Виноградова куриной костью…
Виноградов увернулся и сделал шаг к радостно скалящему кривые зубы лопоухому недоумку.
— Лешенька, не надо! — закричала девушка. — Они убьют тебя!
Виноградов ухватил урода за ворот, оторвал от стула, развернул и дал пинка, отправляя в угол.
— А теперь с тобой. — Он повернулся к Красавчику.
Тот взял бутылку, взвесил ее на руке, примерился и раскрошил о край стола, превращая в оружие — уркаганскую «розочку».
— Не здесь, только не здесь! — запричитал коротышка-метрдотель.
Максим рванулся вперед.
— Прекратить! — крикнул он и тут же получил по почкам. Он согнулся от боли, но удар коленом в лицо выпрямил его.
— Мало? На!
Максим пригнулся и перехватил руку Патлатого…
Виноградов улыбнулся разбитыми губами.
— Раньше «пушку» не мог достать? — Он протянул руку. — Алексей.
— Максим, — после секундного колебания ответил рукопожатием Никитин.
Эта мимолетная пауза не ускользнула от внимания Виноградова:
— И как оно, менту с бывшим зеком ручкаться? Не испачкался? А ведь закон дозволяет, потому как «бывший» я… Да ты не тушуйся, я в тебе сыскаря сразу распознал, еще до того, как ты законопослушным гражданам руки ломать начал. — Он усмехнулся. — А сейчас еще разок проверил — на вшивость.
Никитин смущенно потер ладони, спросил:
— Выдержал испытание?
— С доблестью. Что, больно?
Максим коснулся распухшего носа.
— Нормально. Ты как?
— Я-то ничего. Видимость только, что монстры — гангстеры, мобстеры. Цепь велосипедную при себе носят, а пользоваться ею не умеют.
— Что ты говоришь, Лешенька! — всхлипнула девушка, тонкими пальцами касаясь груди Виноградова и отдергивая их. — Вон какой рубец.
— Это, Люба, мелочи. Бывало и похуже. Много хуже.
— Возьмите, — девушка протянула Никитину белую льняную салфетку. — У вас кровь на лице.
— Куртку жалко, — сказал Максим. — Застирать бы.
Он оглянулся на шум за спиной. Лопоухий урод упирался и плакал. Бойцы из группы быстрого реагирования — в бронежилетах и с брезгливыми лицами — волокли Квазимодо к выходу. Коротышка-метрдотель придерживал дверь-«гармошку», хотя никакой нужды в этом не было.
— Влип, дядя, — прокомментировал Виноградов. — Теперь погонят его хозяева ресторации прямиком на улицу — после такого-то конфуза. Потому что не сразу сообразил, что ты из «уголовки». Опыта недостает, не то что у меня. Так зачем я понадобился правоохранительным органам?
Максим посмотрел на стоявших у стены. Над головой Красавчика висело бра, и в свете лампы волосы его казались усыпанными перхотью. Или припорошенными пылью. Или покрывшимися инеем.
— Сапоги твои мы нашли.
— Сапоги?
Максим рассказал как мог кратко про «удавленников».
— Так, значит, — выслушав и ни разу не перебив, проговорил Виноградов. — Видно, совсем Жеке погано.
— Какому Жеке? — подобрался Никитин.
— Я когда на дембель уходил, то его, Женьки Арефьева, сапоги забрал, а свои ему отдал.
— Забрал?
— Ты не бычься! В Чечне другие порядки были. Там «дедовство» начнешь показывать — запросто пулю в спину схлопочешь. А сапоги… Мне со всего взвода лучшее собирали. А уж земляк земляку…
— Он здешний?
— Женька? Недалеко живет, три квартала отсюда.
Никитин достал мобильник и набрал номер Кочергина. Следователь не отвечал. Странно… Максим убрал трубку, посмотрел на Алексея и увидел, как внезапно остекленели его глаза.
Виноградов шагнул к парню, который лез на Никитина с финкой. Широко расставив ноги, парень прижимал к стене ладони поднятых вверх рук. На запястье синела татуировка — орел, сжимающий в лапах автомат Калашникова.
— Повернись! — приказал Виноградов осипшим голосом:
Руки парня опустились. Он медленно повернулся.
— Когда? — Виноградов показал на татуировку.
— 93-й.
— Где?
— Шали.
— А это видел? — Виноградов показал собственное запястье, где тоже топорщил крылья орел с автоматом. — Что же ты, сука? Может, мы с тобой на соседних высотках…
— Чего удивляться? — сказал стоявший рядом гэбээровец. — Сейчас среди бандитов много «чеченцев». Крутые. Крови не боятся, убивать умеют, жизнь — и свою, и чужую — ни во что не ставят.
— Не все, — оборвал бойца Виноградов и качнулся к парню: — Вмазать бы тебе…
— Спокойно, Алексей! — вмешался Максим. — Я уже вмазал. Довольно с него. А ну — к стене.
Парень снова принял позу небрежно распятого на кресте мученика.
— Ему и впрямь врезать не мешает, — отведя глаза от стены, подал голос Красавчик.
Максим придвинулся к нему.
— Это почему?
— Так ведь он драку затеял.
— Неужели? А мы думали, ты здесь заправляешь.
— Да что вы! Я человек мирный.
— А «розочка»?
— Не знаю, о чем вы.
— Я не слепой.
— Почудилось. И вообще, лучше вам меня сюда не приплетать. И потрудитесь не тыкать!
— Да вы нахал! — восхитился Максим. — Ладно, будем на «вы», без фамильярностей. Не советуете, значит, с вами связываться. А по какой причине, позвольте полюбопытствовать?
— Поликарпов я. Говорит вам что-нибудь эта фамилия?
— Сын?
— Сын.
— Вот оно как… — Максим потрогал кровавую корку под носом. — Сочувствую вашему отцу.
— Вы что, не понимаете? — Поликарпов-младший искоса взглянул на него. — Вас же с дерьмом смешают! Из органов попрут!
— Похоже, Алексей, не тому ты вмазать собирался, — сказал Никитин.
Виноградов рассмеялся. Видимо, не таких слов ждал.
— Но мы его и пальцем не тронем, — продолжал Максим. — Ему только того и надо, чтобы потом всех собак на нас навесить.
— Кретины! — прошипел Поликарпов. — Уперлись, а из-за кого — из-за подстилки драной.
Улыбка слетела с лица Виноградова. Максим положил ему руку на плечо:
— Спокойно! Очень ему хочется, чтобы ты кулаки в ход пустил. А мы — по правилам: в отделении, с протоколом, интеллигентно, на «вы», как заказывали.
В зал вернулись сопровождавшие задержанных гэбээровцы. Все потянулись к выходу. Шествие замыкали Максим и Виноградов