Он ободряюще улыбается, убирая прядь волос у меня с лица, и снова целует. На этот раз в уголок губ. Нежно. Почти невесомо.

— Некоторые удары судьбы нужно просто пережить. И сделать это с высоко поднятой головой, а не утопая в жалости к себе. Понимаешь, о чем я?

— Конечно, — коротко отзываюсь я и, развернувшись, на ватных ногах направляясь в спальню.

Сомневаюсь, что смена одежды и тапочки каким-то образом облегчат мое состояние, но я делаю так, как он просит. Автоматически перебирая вещи в шкафу, я останавливаю выбор на легких светло-бежевые брюках и свободной белой блузке с коротким рукавом. Волосы быстро причёсываю, на ноги обуваю мягкие шлепки без задника.

Отрешенно уставившись на свое бледное, заплаканное лицо в отражении зеркала, я вдруг ловлю себя на зудящей мысли, что хочу — нет, обязана! — рассказать ему о своих подозрениях, о том, что во всей этой истории с Никой и Сергеем слишком много тревожных нестыковок. Что я не могу принять официальную версию, потому что просто в нее не верю.

Может быть, если я поделюсь с ним тем, что сообщила мне Ника, он сможет найти нужные рычаги, подключить связи, выйти на людей, которые знают больше, чем пишут в новостях. С его влиянием и профессиональным весом наши шансы добиться ответа от следствия куда выше, чем были у Ники, решившей в одиночку бросить вызов системе.

Но стоит мне вернуться в гостиную и поймать одобрительный взгляд Александра, скользнувший по моим волосам и фигуре, как все слова застревают в горле. Я даже не пытаюсь начать этот разговор. Не потому, что не доверяю мужу. Наоборот, я слишком хорошо знаю его реакцию. Стоит мне хотя бы намекнуть на расследование подруги, Саша со своей гиперопекой и страстью к контролю тут же сделает всё, чтобы оградить меня от малейшей опасности. Посадит дома, отключит интернет, заберёт машину и телефоны — и всё это под благовидным предлогом заботы. В его мире я всегда должна быть защищена, даже если сама не прошу защиты.

Я тяжело опускаюсь в кресло, закрываю глаза и медленно выдыхаю. Пусть он думает, что полностью контролирует ситуацию. Пусть помогает с похоронами и разговаривает с редакцией, где работала Ника.

А я…

Я буду искать ответы сама, даже если для этого придётся делать это тайком, скрывая свои мысли от любимого человека.

Глава 5

«Ложь рождается там, где рана прикрыта шелком.»

— из Катехизиса Ordo Simetra

Москва. Месяц спустя

Скарификатор

Сегодня она была особенно безупречна.

Идеально уложенные волосы, уверенная улыбка, стильный брючный костюм, дерзко обнимающий стройную фигуру, грациозная походка, размеренный стук высоких каблуков.

Она всегда умела подавать себя с выгодной стороны. Каждое движение выглядело отрепетированным, каждый жест просчитанным. Ни следа суеты, ни намёка на слабость. С первого взгляда она казалась женщиной, сумевшей укротить внутренних и внешних демонов и вернуться из тьмы победительницей. Для подписчиков — эталон. Для новеньких в клубе — ориентир. Для синклита[3] «Ordo Simetra» — идеальное лицо программы.

Но я отлично помню, какой она пришла. Помню, как сбивался ее голос, как в горле клокотали рыдания, а тощее анорексичное тело тряслось от стыда, страха и наркотической ломки. Она показывала исколотые вены на сгибах локтей, икрах и даже под ключицами, с трудом выговаривала слова, обвиняя во всём деспотичную мать, карьеристку, для которой ее оценки и дисциплина были важнее любви, прикосновений, тепла. Мать требовала совершенства, а дочь жаждала свободы от постоянного давления и побоев за очередной побег из роскошного особняка на Рублевке. Она всего лишь хотела, чтобы ее оставили в покое.

Хотя бы на час.

Хотя бы раз.

Да, истина стара как мир: богатые тоже плачут и часто по тем же поводам, что и все остальные. Единственная разница — у владельцев платиновых карт значительно больше вариантов для утешения, но даже они не помогли.

Тогда в ней ещё было что-то настоящее. Сырая, неоформленная боль, живая и без прикрас.

Именно таких мы берём.

Именно таких и надо брать.

Но однажды что-то надломилось. Она прошла все этапы, стала примером для сотен тысяч своих подписчиков и именно тогда опять предала себя. Снова куда-то спешит, всё так же не выдерживает тишины, по привычке убегает, хотя ей давно некуда и незачем бежать. По-прежнему зависима от чужой воли, от нужды быть ведомой, от страха остаться наедине с собой.

Она не выдержала правды. Не приняла до конца свой изъян, но научилась играть словами, поступками, телом, тем самым нарушив закон Трижды Снятой Маски и подписав себе смертный приговор.

Сейчас ее ложь выдают только глаза, в которых клубится рой мелких страхов. Левая рука мелко дрожит, пока она сжимает айфон, отвечая на вызов. Почти незаметно, если не знать, куда смотреть.

Она называет подобные проявления «нервный тик», «усталость», «особенность темперамента». Маскирует ровным загаром, прячет в искусственно-беспечной жестикуляции, но изъян всё равно даёт о себе знать: в уголках губ, в морщинке между бровей, в том, как она моргает, когда врёт.

Я всегда замечаю больше, чем остальные.

Я вижу ее насквозь.

Изъян скрывается в мелочах. А скрытый изъян подобен гниющей ране, источающей трупную вонь.

Я следую за ней сквозь людской поток, растворяюсь среди чужих лиц, стараюсь не подходить слишком близко. Город гудит, дышит душным июльским зноем, пахнет бензином, кофе, мокрым асфальтом после ночного дождя. Пятна света и тени ложатся на её белую блузку, плетут ажурные кружева на ухоженном лице и длинной шее. От налетевшего порыва сухого ветра из аккуратно собранных в высокий пучок темных волос выпадает одинокая прядь, невесомо скользнув по высоким скулам. Машинальным жестом она убирает ее за ухо и бросает нервный взгляд на экран.

Затем, ни разу не обернувшись, быстрым шагом двигается к переходу. Суетится, спешит, волнуется, что может опоздать. Через плечо болтается крупная брендовая сумка — её щит и белый флаг. На светофоре она торопливо нажимает кнопку и внезапно озирается по сторонам, словно почувствовав прикованный к ней взгляд, но всё равно идёт вперёд, не сбавляя шаг.

Я наблюдаю за тем, как она снова поправляет волосы. Витрины магазинов копируют её силуэт. В искаженном отражении она кажется немного другой: чуть ниже ростом, чуть